В ЧЕКА И ОБРАТНО
Шли дни траура по отцу. Ребе Йосеф-Ицхак, новый Ребе, молился дома в окружении своих хасидов. Раздался звонок в дверь, и в квартиру вошли три вооруженных человека, удивляя окружающих африканской пестротой своего наряда. На них были черные кожаные куртки и красные галифе, револьверы и кавказские кинжалы на поясе, пулеметные ленты стягивали грудь, а на головах вместо фуражек - какие-то нелепые медные каски. Один из них сказал, обращаясь к Ребе Йосефу-Ицхаку:
- Мы из ЧК. Немедленно снимай свое барахло и пошли с нами! Ребе отвечал:
- Я никуда не пойду, пока не закончу молитву.
В ответ раздались брань и проклятья, в которых ученые слова типа "саботажник", "эксплуататор" переплетались с дореволюционным матом. В иных местах чекист картавил и тянул высоко гласные звуки. Он был еврей.
Они с Ребе даже были немного знакомы. Три года назад, когда началась война, этот парень эвакуировался в Ростов-на-Дону из города Щавель. Ребе Йосеф-Ицхак помог ему устроиться на папиросную фабрику, а потом одолжил денег, чтобы будущий чекист смог заняться розничной торговлей. Впрочем, очаровательное паскудство революции заключалось в том, что отменили дружбу и родство, отменили человеческую благодарность. Сын на отца шел, а тут деньги одолжил, кто же это помнит!
Ребе повторил:
- Я никуда не пойду.
Два еврея в медных касках стали говорить на тему "Да вот сорвать с него все и поволочь", - а их русский коллега, нравом поспокойнее, возражал: "Пусть домолится себе". Для него все эти талиты, тфилин были в новинку и не вызывали такой душевной бури, как у его напарников.
Ребе закончил молитву и в сопровождении вооруженных до зубов слуг революции отправился в ЧК. Его привели в большую комнату, где сидело за столом человек пятнадцать и перед каждым, согласно пошлой моде тех лет, лежал заряженный револьвер. Один из этой странной компании объяснил Ребе суть дела:
- Мы - члены комиссии по делам религий и проверяем сейчас, что собой представляет иудаизм. Перед вами здесь уже побывали рав Берман и рав Голденберг. Теперь мы вызвали вас, чтобы выяснить несколько вопросов, связанных с Кабалой и хасидутом.
Ребе ответил на идиш:
- Спрашивайте, но предупреждаю заранее: еще не родился на свете человек или черт, который мог бы хоть на волосок заставить меня отказаться от моих принципов...
Он не успел закончить фразу, как один из присутствующих схватил револьвер и закричал, тоже на маме-лошн:
- Если заглянуть в дуло этой игрушке, то мигом исчезают все принципы, и тот, кто был немой, начинает со страху говорить без умолку...
- Полная чушь, - спокойно возразил Ребе. - Эта игрушка может напугать только безбожников и трусов. Они идут за желаниями своей животной души, и каждое желание - это маленький божок, которого такой человек боится потерять. А у нас, евреев, есть только один Б-г. Перед ним мы трепещем, а больше ни перед кем...
Вмешался председатель комиссии:
- Ладно, хватит, мы ведь пригласили гражданина Шнеерсона не для того, чтобы затевать с ним ссору... Принципы, о которых вы заявили, -в чем они состоят?
- Один из них заключается в том, что я считаю нужным отвечать на вопросы на своем родном языке - идише... Кто-то спросил:
- А с чего вы взяли, что мы должны понимать этот язык?
- Быть может, я ошибся, и не все присутствующие здесь - евреи. Мой дед, Ребе Шмуэль, умел различать еврея в толпе по походке. Однажды в Киеве он шел по Крещатику и столкнулся с молодым человеком, одетым по последней европейской моде. Дед спросил его на идише, не знает ли он, где находится дом такого-то профессора. Тот вскипел: "Почему вы говорите со мной на идише?! С чего вы взяли, что я еврей?!" Дед ответил: "Когда моэль делал тебе брис, то он случайно прилепил кусок крайней плоти к твоему носу, и теперь всем это видно..." Я, конечно, не так проницателен, как мой дед, но все же думаю, что если буду говорить на идише, то большинство присутствующих меня поймет без труда...
Председатель комиссии спросил у Ребе:
- Хорошо, давайте перейдем к делу. Мы видим, что вы одеты как настоящий правоверный еврей - головной убор, цицит... Наверняка вы так же строго соблюдаете и остальные предписания Торы. Скажите, что за этим стоит: привычка, обычай или знание? Почему нужно так поступать?
Ребе:
- За этим стоит абсолютно точное знание. Председатель (с улыбкой):
- Так поделитесь с нами этим знанием, и, может, мы тоже станем такими, как вы... Ребе:
- Я согласен рассказывать, вопрос лишь в том, насколько вы способны слушать... Представим, что встретились на перекрестке два приятеля, один из которых изучает в университете астрономию. Другой приятель попросил: "Будь другом, объясни мне расположение небесных светил и траектории, по которым движутся планеты". Наверняка он услышит в ответ, что для этого нужно прийти в обсерваторию и посвятить этому не день и не неделю... Так же и я могу сказать вам: если вы действительно хотите понять, что стоит за еврейскими законами и обычаями, приходите ко мне в синагогу, начните накладывать тфилин, есть кашерное и соблюдать субботу. Тогда ваш разум и сердце очистятся, и вы начнете постепенно понимать, что стоит за каждым предписанием Торы...
Кто-то из членов комиссии:
- Мы не играем вслепую, прежде докажите, что вся эта подготовка действительно нужна. Ребе:
- Наверняка вы знаете, что пища, которую человек ест, прибавляет ему сил, становится его плотью и кровью. Ученым известно, как происходит процесс усвоения пищи во всех деталях, но для этого им пришлось учиться немало лет. А теперь представьте, будто какой-то чудак заявил, что не будет есть и пить, пока ученые не объяснят ему, какие биологические процессы при этом происходят... Все должно быть наоборот! Сначала нужно поверить, что тебе не желают зла, есть и пить вволю и при этом учиться. И тогда ты сам найдешь ответ на вопросы, которые беспокоили тебя...
Председатель:
- Хорошо, достаточно. Раввин Шнеерсон, вы можете идти, у нас больше нет вопросов.
Назад Ребе возвращался без конвоя, как до революции. Глядя из окон, соседи дивились, как быстро от него отступилось страшное ЧК...

Из одноименной книги.