С тех пор, как в январе прошлого года Василия Аксенова за рулем настиг инсульт, все, кто знал и любил его книги, с ужасом и надеждой одновременно ждали новостей о состоянии его здоровья. Поначалу вести были неутешительными - "состояние тяжелое", "крайне тяжелое", затем, как водится, их стало все меньше, и утешительными они не были. Тем не менее мы продолжали ждать и надеяться - но увы. Василия Павловича не стало.
Сын репрессированных партийцев (мать писателя Евгения Гинзбург - одного из знаковых лагерных мемуаров "Крутой маршрут"), Аксенов несколько лет прожил в ссылке в Магадане, затем закончил мединститут в Ленинграде и работал по специальности. Но он хотел писать. Повесть "Коллеги", вышедшая в "Юности", едва ли не стала, как говорят нынче, маркером оттепели, а роман "Звездный билет" - практически манифестом "поколения фестиваля", тех, кого в печтаи называли "стилягами".
Не то чтобы Аксенов стал рупором завсегдатаев коктейль-холлов - он любил красивую жизнь без кавычек, любил джаз, качественный алкоголь и женщин, но прежде всего был романтиком, и деятельная сторона жизни была составной частью его романтики: его героями были люди, умеющие что-то делать - врачи, рабочие, физики. Или скажем так: Аксенов был одним из московских денди 60-х - 70-х, но ему хотелось продолжения, движения вперед, а не статики бесконечных развлечений.
Мало кто сейчас помнит удивительный роман "Джин Грин - неприкасаемый", написанный Аксеновым вместе с Овидием Горчаковым и Григорием Поженяном под псевдонимом "Гривадий Горпожакс" - а ведь это был едва ли не первый настоящий авантюрный шпионский роман на русском языке, написанный в западной традиции. Недавно переиздана дилогия "Мой дедушка - памятник" и "Сундучок, в котором что-то стучит" - невероятная для 70-х детская книга о советском пионере, приключения которого происходят практически на всей планете. Что говорить о "Зактоваренной бочкотаре", повести революционной, композиционно невероятно сложной, то ли абсурдной, то ли авангардной - не уверен, что она выходила книжным изданием при советской власти.
Да, он был удачником - но удача уходила из-под ног вместе с завершением оттепельных лет. Последние советские книги Аксенова "Круглые сутки нон-стоп" и виртуознейшие, хоть и неровные "Поиски жанра" печатались только в "Новом мире". В них все больше сквозила невероятная тоска автора по здоровому, романтическому индивидуализму, по карнавальности жизни - и свободе с самой большой буквы,трактуемой опять-таки сообразно романтическим представлениям Василия Аксенова. "Ожог" и "Остров Крым" - пронзительные, жесткие, страстные, самые, наверное, лучшие его книги - были запрещены к публикации.
История с неподцензурным альманахом "Метрополь", закончившаяся эмиграцией Аксенова, хорошо известна и описана иносказательно им самим в романе "Скажи изюм" - попытка напечатать его в СССР привела к исключению из Союза писателей Виктора Ерофеева и Евгения Попова; Аксенов в знак протеста тоже из этого союза вышел, уехал в США, где узнал о лишении его советского гражданства. Шел 1980-й.
Слава Богу, там он не потерялся: его знали, стали издавать, там вышли и "Ожог", и "Остров Крым", там он преподавал - говорят, весьма успешно - русскую литературу. Впрочем, он - американофил с многолетним стажем - обнаружил в Штатах, что словесность - тот еще якорь, и брошен он все-таки в России. Потому с перестройкой стал возвращаться - сперва, что понятно, книгами, потом самолично, все чаще и чаще, теперь уже из Франции, где жил настоящим барином. А потом стал жить на два дома.
Последние годы его жизни можно тоже считать удачными - его экранизировали, много издавали и переиздавали, книги становились событиями - так или иначе, он был публичной персоной, в отличие от многих не менее талантливых писателей-эмигрантов его же поколения; повезло. Повезло? Везет тому, кто везет, говорит грубоватая присказка, а он именно что вез - писал, присуждал премии, публично говорил, что думал, не оглядываясь назад. Он все время смотрел вперед, и если зрение его со временем стало допускать некоторые аберрации - как в романе "Редкие земли", задуманном, как последняя, третья часть той самой детской дилогии, но ею не ставшем по ряду очевидных причин - не его вина. Впрочем, и беда не его.
Полтора года назад, за рулем, он тоже смотрел вперед. Что он там видел - нам уже не узнать.