Премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган не стал церемониться с недовольными его правлением людьми, три недели собиравшимися в стамбульском парке Гези. В середине июня стихийный протестный лагерь был разогнан полицией с применением слезоточивого газа и водометов.

Сначала протестующие хотели остановить вырубку деревьев и уничтожение одного из немногих зеленых парков в центре Стамбула, однако впоследствии протесты распространились по всей Турции, а требования радикализировались — вплоть до отставки Эрдогана.

Корреспондент выяснил у противников Эрдогана в Стамбуле и Анкаре, почему они решились выйти на улицы, не боясь газа и резиновых пуль.

За день до разгона лагеря требования протестующих в Гези мне перечисляла Акгюль из социалистического журнала «Калдырач» (в Гези были представители и других левых СМИ вроде журнала «Партизан»):

1. Гези должен остаться парком, а культурный центр Ататюрка (который также решили снести — прим. «Ленты.ру») необходимо сохранить.
2. На площади Таксим в будущем не должны запрещаться никакие митинги.
3. Полиция должна прекратить применение силы и слезоточивого газа, необходимо провести расследование действий полиции, должны быть открыты дела на полицейских и министра внутренних дел.
4. Все люди, которые были арестованы в ходе протестов, должны быть отпущены.

Впрочем, в самом парке Гези и на стенах окружающих площадь домов были и куда более радикальные требования: «Тайип, уходи» (Tayyip, istifa) или «Единственный выход — революция».

Левая рука Акгюль в лангетке — 31 мая в нее попал газовый баллон, которыми протестующих более двух недель обстреливала полиция. В палатке «Калдырача» торгуют разнообразной коммунистической литературой, в том числе книгами Ленина; неподалеку висит баннер с изображениями Иосифа Сталина, Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Мао. Я спросил, не беспокоит ли ее, что советская власть натворила куда больше зла, чем Эрдоган. Акгюль ответила уклончиво: «Мы больше Ленина уважаем, хотя Сталин и Троцкий сделали много важного на практике. Были вещи и похуже, чем у Эрдогана, но что поделаешь». По ее мнению, сейчас миру «нужно вернуться к тем условиям, которые были [в Советской России] во времена НЭПа, а от перспектив, выбранных сегодняшним миром, необходимо отказаться».

Когда Акгюль сломала руку, первую помощь ей оказывали медики из лагеря, которые организовали в нем госпиталь (после уничтожения лагеря доктора продолжали оказывать помощь пострадавшим, но в конце концов были задержаны полицией). Помимо импровизированной больницы в парке Гези было сразу несколько бесплатных столовых (не считая кафе и бесчисленных лотков торговцев с котлетами, кукурузой, дынями, орешками, чаем и сладостями), большая сцена, с которой выступали активисты и где играли на гитаре артисты, собственная телестудия, библиотека и тенты многочисленных организаций. Все — как в лагере российской оппозиции #ОккупайАбай в мае 2012-го, но гораздо масштабнее. В Москве власти не позволили разбивать палатки, но люди спали на Чистопрудном бульваре в спальниках, раздавали бесплатную еду, проводили лекции и кинопоказы. В столице России протестующие собирались у памятника казахскому поэту Абаю Кунанбаеву. В Стамбуле на площади Таксим стоит памятник Ататюрку с группой сторонников, в том числе наркомами Климентом Ворошиловым и Михаилом Фрунзе, помогавшим кемалистской Турции в войне с Грецией в 1919-1922 годах.

Одну из ключевых ролей в обороне парка Гези от полицейских сыграли футбольные фанаты. Для России это удивительная картина, поскольку большинство футбольных фанатов придерживаются националистических взглядов (впрочем, #ОккупайАбай охраняли как раз националисты) и поддерживают власть (известно, что некоторые фанаты работали в составе «боевого крыла» прокремлевского движения «Наши»). Фактически единственная околополитическая акция фанатов случилась в 2010 году на Манежной площади, когда они выступили против выходцев из южных регионов страны, «оккупировавших» столицу, с лозунгом «***** Кавказ!».

В Стамбуле в ходе протестов в парке Гези сплотились болельщики сразу трех непримиримых соперников — «Бешикташа», «Фенербахче» и «Галатасарая». Они говорили, что «перед лицом правительства все вместе возьмутся за руки, но на трибунах все будет по-прежнему». Застрельщиком объединения стало фанатское общество «Бешикташа»

Абдулла, член движения «Чарши»: «Мы — не просто общество по защите интересов фанатов, одновременно мы в течение десяти лет участвуем в социальной жизни общества, выступаем на мероприятиях совместно с ЛГБТ (геи и лесбиянки в лагере признавали, что никаких проблем с фанатами у них здесь не было — прим. «Ленты.ру»), против атомной энергетики, педофилии и убийства животных. Первоначально инициатором участия футбольных фанатов в защите Гези были «Чарши». Еще и потому, что полиция заходила в парк со стороны района «Бешикташ» (где находится стадион одноименной стамбульской команды, за которую болеют «Чарши»), нашей исконной территории. Официально о своем участии заявили только «Чарши», но после трех дней борьбы с полицией к нам присоединились фанаты других стран.

Здесь большая часть людей впервые принимает участие в протесте, а для нас это не новость, когда полиция начинает прессовать. Это как родная атмосфера на стадионе. Нам неважно, у власти эта партия или другая, мы бы все равно здесь были, потому что выступаем против всего и всех, кто бы ни был.

Трудно установить число фанатов «Чарши», на одном мероприятии их может быть 200 человек, а на другом — 20 тысяч, ведь у нас нет клубного членства — достаточно просто сказать, что ты за «Чарши», и ты уже часть «Чарши». Когда все начиналось, то под огромным баннером шли 10 тысяч человек под флагом «Бешикташа». А после того, что здесь произошло, много людей захотели стать фанатами «Бешикташа». Если бы наш клуб десять лет подряд становился чемпионом Турции, то мы бы столько сторонников не получили».

Я рассказал Абдулле про акцию националистов на Манежной площади — о том, как к фанатам вышел глава московского ГУВД Владимир Колокольцев и как потом с ними встретился премьер-министр Владимир Путин.

Абдулла: «Я не могу сказать, боятся ли власти «Чарши», но «Чарши» власти точно не боится. Главные события, которые произошли здесь — поездка на экскаваторе за полицейскими, когда поймали и перевернули фуру, сожгли водомет, — дело рук «Чарши». Мы не хотим сказать, что мы здесь делаем все, но главный вклад все-таки именно наш».

При этом заниматься политикой и требовать свержения Эрдогана «Чарши» не собираются. «Это уже не наша забота. Мы здесь не потому, что в «Чарши» так решили, а потому, что каждый из нас против несправедливости», — сказал Абдулла.

Рядом с парой палаток с радужным флагом и плакатом «Запрещено запрещать» в Гези беседовали немолодые мужчины в женских париках и темных очках. Общаться с прессой они отказывались. За импровизированным забором из шифера активные участники стамбульского ЛГБТ-сообщества Хеджей и Мустафа раздавали желающим еду. Хеджей в сиреневом балахоне, она коротко пострижена, а у Мустафы — бирюзовая рубашка, напомажены волосы и слегка подведены глаза.

Хеджей: «Мы хотим жить свободно. Мы выступаем за то, чтобы люди могли спокойно выходить на митинги и против них не применялась сила, а во-вторых, должна быть свобода самовыражения без какого-либо страха. Мои друзья-транссексуалы иногда даже не могут зайти в магазин и что-то купить или сесть в такси. Люди их обзывают отсталыми и падшими. Так как государство по большей части состоит из мужчин, поэтому они нас боятся, боятся стать такими, как мы (смеется). ЛГБТ полностью запрещены в Турции; любой полицейский, учитель или работник государственных структур без права на оправдание теряет работу, если узнают о его гомосексуальности».

Мустафа: «В местах, где принимают кровь, если узнают, что ты ЛГБТ, тебя отправляют обратно, мотивируя это тем, что ты больной. Мы хотим, чтобы государство признало, что мы существуем, чтобы в обществе начался образовательный процесс об ЛГБТ. Я работник медицины, и нам говорят, что первая причина распространения СПИДа — это половые связи между ЛГБТ».

Хеджей: «Исключительно из-за того, что концентрация мужчин здесь больше, геев и транссексуалов-мужчин тут тоже больше. К тому же женщинам в нашем обществе изначально были выделены определенные функции, и мы — лесбиянки — не так свободно чувствуем себя, как мужчины-геи.

Государство раньше специально разделяло нас на разные маленькие группки, но когда мы вместе, мы непобедимы. Вот в Турции сейчас правит исламская партия, но здесь, в Гези, есть и мусульмане-антикапиталисты, и когда у них не хватает хлеба, они приходят к нам — и мы им помогаем. Очень много гетеросексуальных людей к нам приходят, приносят вещи, участвуют в обсуждении.

Мы надеемся, что Гези что-то изменит в будущем, но уже есть огромное количество людей, которые боялись или неприязненно относились к ЛГБТ, но после общения с нами изменили свою точку зрения. Люди, подозревавшие, что они бисексуалы, пришли сюда, поговорили — и теперь начинают себя идентифицировать».

На другом конце Гези на своеобразном ложе из подушек под тентом возлежала феминистка Маджиде в фиолетовой арафатке. Медленно и глубоко затягиваясь, она курила сигарету, что делать женщинам в исламских странах строго не рекомендуется.

Маджиде: «Мы хотим, чтобы отменили законы, которые запрещают женщинам делать аборты. К тому же есть пассивное давление против того, чтобы врачи делали кесарево сечение женщинам. Закон говорит, что если врач делает кесарево, то у него будет падать количество «очков» — вплоть до лишения лицензии. Эрдоган настаивает на том, чтобы женщины рожали троих детей, к женщинам у нас применяется насилие, и вообще падает роль женщины в жизни общества, хотя во времена Ататюрка все было наоборот.

Правительство должно убрать руки и языки от наших тел, наши тела принадлежат только нам, а не государству. Мы — социалистические феминистки, поэтому нас беспокоят не только проблемы женщин, но и проблемы государства».

Маджиде рассказала, что слышала о феминистках Pussy Riot и об арт-группе Femen: «Многие сегодняшние правительства не слышат и не хотят слышать о том, к чему взывают женщины, и это один из способов обратиться к обществу. Это хорошо, такие вещи должны происходить».

Маджиде: «Капитал сегодня сосредоточен в мужских руках, и мужчины не хотят, чтобы женщины в нем участвовали, на них отгружают уже сложившиеся функции — заботу о детях, семейном очаге.

Мы не только из-за деревьев протестуем, а больше из-за того, что премьер придерживается политики «если я сказал, то это правильно». Они что хотят, то и делают. Мы против диктатуры. Мы протестуем также против ислама, так как мы социалисты-атеисты. Когда были первые нападки на протестующих, то несколько мечетей использовали как пункты первой помощи, и тогда мусульмане говорили: мол, эти люди не испытывают никакого уважения к нашей культуре, они занимаются в мечетях любовью. Это была пропаганда — людям там только оказывали первую помощь».

На охране в лагерном госпитале стоял архитектор Каан, которого все в лагере называли Костой. Он работает в Краснодаре в турецкой фирме «Ренессанс». В Стамбул приехал на каникулы — на пару дней, но задержался на две недели. По его словам, в госпиталь во время столкновений с полицией принесли троих человек в состоянии глубокой комы из-за газовых снарядов, попавших в голову, и около 40 человек с травмами от дубинок и резиновых пуль. В Гези Коста был главным по строительству и обороне баррикад. Дело не только в том, что он архитектор — в армии он был специалистом по горным вылазкам и, в отличие от молодых ребят в Гези, знает, как всерьез организовывать оборону и атаку.

Каан, рассуждая о том, кто хуже — Путин или Эрдоган, сказал, что «у них очень похожие стили управления и политический режим, но Тайип — это такая необразованная версия Путина»: «Путин может исправиться, а Эрдоган принципиально идет против народа. Например, ваш президент пытается перевести образование на европейскую модель, хотя многие люди недовольны этим, но он движется, обдумывая свой будущий поступок, а Тайип бессознательно делает то, что хочет».

При этом многие в Турции относятся к Путину уважительно. «Это работа телеканалов и газет, которые показывают Путина как политика, близкого к народу. Но я живу в России и вижу, что это не так — у него в руках палка, которую он применяет к своему народу», — сказал архитектор. Сам Коста работает в Краснодаре, потому что любит Россию, потому что там больше платят и потому что его отец — черкес.

Коста: «Мой отец — военный, и несколько лет назад его арестовали вместе с другими по делу «Эргенекона». Ему несколько раз предлагали перейти на сторону Эрдогана и возглавить жандармерию, но он отказался. Дело это сфабрикованное, ведь Тайип просто нашел людей, выступавших за права курдов, и назвал их заговорщиками. В России Путин сделал нечто подобное, заключив в тюрьму светочей общества».

Другими яростными оппозиционерами Эрдогану являются кемалисты — сторонники первого президента Турции Мустафы Кемаля Ататюрка, который упразднил халифат, превратил Турцию в светскую страну, уравнял мужчин и женщин в правах и провел множество других реформ, включая запрет на ношение традиционных фесок. В последнее время Эрдоган, возглавляющий исламскую Партию справедливости и реформ (ПСР), по мнению кемалистов, планомерно отказывается от наследия Ататюрка. Вот и на месте парка Гези он собирался восстановить военные казармы, которые в начале XX века были оплотом и символом провалившегося исламского контрпереворота.

Если лагерь в Гези полон людей левых взглядов, то в Анкаре протестуют в основном именно кемалисты. Двое из них вышли на улицы с плакатом «Мы хотим выборы без барьера и сомнений». Глава медицинской компании Джан объясняет, что ПСР на всех выборах получает слишком много процентов, что вызывает сомнения, при этом избирательный барьер в Турции составляет 10 процентов. Джан немного говорит по-русски, он учился в МГИМО на факультете международных отношений.

Джан: «Это только кажется, что экономика в Турции растет, ведь одновременно растет внешний долг и уничтожен средний класс. Мы вышли из-за того, что полиция применяет очень жесткие фашистские меры. Несмотря на то что в Стамбуле больше левых, а в Анкаре — кемалистов, Ататюрк является точкой начала, откуда это все произрастает. Сейчас стираются границы между левыми и правыми. Нас снова пытались разделить, но не удалось».

На вопрос о том, почему протесты начались только сейчас, Джан молча проводит рукой по горлу.

Рядом с Джаном стоял адвокат Адильгилар, который учится в аспирантуре и готовится написать докторскую по политологии, а раньше возглавлял молодежное движение кемалистов. «Неважно, будет ли какой-то результат. Как минимум мы поняли, что можем выходить на улицы, что мы существуем. На протяжении последних десяти лет законы принимались так, будто народа не существует», — сказал адвокат.

Адильгилар: «Принимались законы и делались вещи якобы от имени кемалистов, но на самом деле они не имели никакого отношения к ним. Мустафа Кемаль не был диктатором, он был лидером и создателем этой страны, человеком, который уравнял в правах мужчин и женщин, ввел многопартийность и другие вещи, благодаря которым страна находится сегодня на этом уровне. Сегодняшняя власть просто хочет вернуть страну к арабской форме правления. Эрдоган хочет быть как падишах во время Османской империи».

На вопрос об отношении населения к исламу и Эрдогану, который регулярно побеждает на выборах, адвокат уверенно ответил, что «из всего населения Турции только 15 процентов хочет вернуться к прежней жизни».

Адильгилар: «Турция — это демократическая страна, построенная на принципе секуляризации, и возвращение к шариату — неправильно. Людей волнует, что Эрдоган вмешивается в вопросы абортов, количества детей в семье и времени покупки алкоголя».

По его мнению, протестному движению не нужен лидер. Больше всего (с российской точки зрения) в турецких протестах удивляет, что никто не пытается вести за собой толпу — и нет ни одного политика, который пытался бы воспользоваться ситуацией и тянуть на себя одеяло. «В начале ряд лидеров популярных партий пытались влиться в этот коллектив со своими идеями, но народ их очень хорошо знает — и вытолкнул их. А на месте найти лидера не удалось, потому что все считают себя равными друг другу», — объяснил Адильгилар.

Равными на площадях Стамбула, Анкары и других городов считали себя и профессор медицины, и студент. Профессор, отказавшаяся назвать себя, подошла ко мне сама и сказала, что проклинает все, что есть в Турции: «Они влезли в нашу личную и профессорскую жизнь. Они дошли до кровати и вмешиваются в частную жизнь. Из-за того, что я здесь, меня могут выгнать из университета, но я буду здесь. Теперь все изменится, настал конец правительству».

Стамбульский студент Мустафа с ней несогласен, он считает, что «если кто-то говорит, что ожидал таких протестов в Турции, то он точно врет». «Люди хотят уважения к себе, они устали уже от унижения со стороны государства. Это взрывной пик всего, что было проведено властями, начиная с девяностых годов. Мало кто думает, что Тайипа свергнут, но люди как минимум стали понимать, что государство должно принимать решения, спросив у народа разрешения. Выяснилось, что все могут жить вместе и сосуществовать, так что все происходящее важно для страны», — сказал студент и уже вдогонку крикнул: «Свободу Pussy Riot!»

В протестах в Турции принимает участие отнюдь не только средний класс — например, на улицах были активны профсоюзы. В 2013 году на Таксиме должна была состояться первомайская демонстрация, но в последний момент власти отменили ее, сославшись на начинающуюся реконструкцию площади. Прошло больше месяца, а в здании Конфедерации революционных профсоюзов Турции (DISK) до сих пор висят плакаты к демонстрации. 17 июня, через день после захвата Гези полицией, DISK, объединившись с другим крупным профсоюзом KESK (Конфедерация государственных служащих Турции), решил пройти маршем от своей штаб-квартиры до площади Таксим.

В тот же день по всей Турции была объявлена забастовка входящих в профсоюзы рабочих. Как объяснила мне генеральный секретарь DISK Арзу Черксоглу, в двух профсоюзах в общей сложности состоят примерно 900 тысяч человек. Ответить на вопрос о том, какая часть из них объявила забастовку и не вышла на работу, Арзу не смогла. Была информация о десяти тысячах, но в итоге к зданию DISK явились не более 500 членов конфедерации (по дороге к ним, впрочем, присоединилось еще несколько тысяч человек).

Арзу: «Парк Гези раньше был площадкой, где собирались представители разных платформ и отстаивали парк, но по прошествии времени движение переросло в политический протест, и сейчас люди выходят против того, что любое произнесенное Эрдоганом слово сразу воспринимается как закон и что нельзя ничего оспорить, то есть против тоталитарных действий. Мы выступаем за то, чтобы Эрдоган ушел, ведь за девять лет Турция превратилась в страну, которая сильно унижает права всех рабочих и превозносит элиту».

Среди тех, кто все-таки пришел на акцию DISK, были преподаватель народных танцев Хайяти Апайды и муниципальный служащий Ибрагим.

Хайяти: «Мы недовольны понижением минимальных зарплат от государства и тем, что когда люди уходят на пенсии, им платят намного меньшие, чем раньше, премиальные. Но полноценной забастовки не было, мы работали до часу дня».

Ибрагим: «Мы очень давно против Эрдогана, хоть и работаем на государство. Правительство давно начало практиковать такую политику, что мы должны работать как можно больше, а денег нам будут платить меньше».

Интервью с Арзу из DISK получилось недолгим, поскольку мне пришлось уступить место представителям полиции, которые сами выступили с предложением провести переговоры. В результате DISK согласился дойти шествием до отеля Ramada (он находится примерно в километре от Таксима) и там провести свой митинг. В ответ полиция обещала не мешать проведению мероприятия. Однако после продолжительного митинга часть протестующих двинулась в сторону полицейского кордона и была рассеяна водометами. Тем же вечером в другой части Таксима проходившие мимо полицейские потеряли контроль над собой, когда в одного из них попала бутылка, и начали избивать дубинками всех подряд, в том числе и журналистов.

К середине прошлой недели ситуация в Стамбуле практически нормализовалась. Активные протесты с применением камней и бутылок с одной стороны и слезоточивого газа с другой прекратились. Оппозиция выбрала новую тактику. 17 июня на Таксим вышел актер Эрдем Гундуз. Он просто встал на площади и стоял несколько часов не двигаясь. К ночи его примеру последовали сотни людей; вскоре полиция не выдержала и разогнала демонстрантов. Однако молчаливый протест завоевал популярность: люди повсеместно выходят на площади и просто стоят там. Многие при этом читают книги.

lenta.ru