Исповедь пожилой израильтянки.

Стыдно признаться: мне 90 лет, но я все еще люблю жизнь. Не подумайте, что цепляюсь за нее в страхе перед смертью. Мой страх другой — боюсь потерять способность двигаться.
В мои годы главное — что называется, оставаться на ногах. Я уже плохо передвигаюсь, даже опираясь на руку помощницы, но какое это счастье — хоть немного пройтись по центральной улице, где один-другой скажет: "Поля! Рады тебя видеть! Выглядишь ты молодцом, хотя что-то давно тебя не видно в нашем клубе".
Увы, мне уже сложно добираться до помещения, где мы, пожилые русскоязычные евреи, собираемся раз в неделю поболтать или отметить какие-то события. Клубы "русских" пенсионеров продлевают нам жизнь. У каждого из нас там находится что-то интересное для других, и мы с удовольствием делимся друг с другом своими талантами. Между прочим, всего год тому назад я выступала на одном из музыкальных вечеров. Зал взорвался аплодисментами, когда я спела куплет из популярной песни "Мои года — мое богатство".

Трудно поверить, но двадцать лет назад, спустя год жизни в Израиле, я пыталась покончить с собой. Не было ни клубов, ни такого количества "русских" газет, ни "русского" телевидения. Депрессия моя была ужасна. Я не находила ответа на вопрос, который меня постоянно преследовал: для чего, а главное — для кого жить...
В Советском Союзе, несмотря на все трудности, в частности, на хроническое отсутствие средств (муж у меня был инвалид), я жила детьми и внуками. Я не знала, что такое свободное время, думала о себе в последнюю очередь. Хорошо, что мои нынешние подруги не видели, как я тогда выглядела. Потом муж умер, дочка с зятем развелись, внуки выросли и репатриировались в Израиль. Дочь — за сыновьями, а я — за дочерью и внуками.

Спустя какое-то время арендуемая нами квартирка опустела: дочь, работавшая на двух работах, приходила поздно, а внуки ушли создавать свои семьи. Иврит я совершенно не знала, на идише общалась мало — везде в моем городе царствовал иврит. "Меня привезли в Израиль для того чтобы я здесь умерла", — все время думала я. Целыми днями ходила из кухни в комнату съемной квартиры: все чужое, все не мое. Вещи и часть мебели из тех, что мы по глупости привезли с собой, лежали в прихожей и на балконе нераспакованные. Дочь решила: так будет лучше, ибо неизвестно, сколько мы проживем в этой квартире. Выйду из дома — все вокруг чужое, незнакомое. Все очень дорого. Первое время в супермаркеты боялась даже заглянуть и не знаю, что бы делала, если бы не нашла "русский" магазин.

Я всегда считала себя сильной женщиной, способной преодолеть любые испытания. И преодолевала! Самые сложные были во время войны. Едва она началась, муж-офицер ушел воевать, а я, будучи беременной, бежала несколько километров с малолетней дочерью и сестрой-подростком из оккупированной территории на западе Украины, чтобы успеть на последний эвакопоезд. Поезд несколько раз бомбили фашисты. Какая же жизнестойкость требовалась от женщин, во имя своих детей переживавших кошмары войны и трудности в послевоенные годы!

До переезда в Израиль я была убеждена, что смысл жизни — в преодолении трудностей любым путем, только чтобы семья не страдала. Здесь, казалось бы, радуйся жизни, живи в свое удовольствие. Но я не могла и не хотела так жить. Постепенно мысль о самоубийстве стала доминировать в моем сознании. Несколько раз дочь в последний момент снимала с моей шеи то веревку, то ремень… Видя, что со мной происходит, она отвезла меня в клинику для душевнобольных. Там меня спустя полгода избавили от глубокой депрессии. Меня вернули к жизни терпение, забота и профессионализм замечательных израильских врачей. Раз они так самоотверженно борются за мою жизнь, значит, я еще кому-то нужна в этой стране!

Я родилась как бы заново. Теперь смыслом моей новой жизни стали забота о себе и общение. Мое преображение началось с того, что я перестала делить людей на родных и чужих. Я потянулась к "чужим", и они стали мне как родные. Оказалось, не только мне, но и многим другим русскоязычным пожилым евреям, приехавшим сюда из СССР, поначалу было нелегко адаптироваться в Израиле. Со временем я полюбила эту страну, в которой создано столько удобств для пожилых людей. Но главное, я впервые в жизни стала заботиться о себе — о своем здоровье и внешнем виде. В Советском Союзе считалось почему-то неприличным, если пожилая женщина модно одевается, ухаживает за своим лицом и хочет нравиться самой себе. Здесь на старости лет я, возможно, впервые почувствовала себя женщиной, которая любит и умеет носить красивые вещи.
После моего чудесного преображения я стала такой оптимисткой, что заряжала своим жизнелюбием людей гораздо моложе и богаче меня. Я перенесла несколько сложных хирургических операций в израильских клиниках и, когда была в сознании, как могла, помогала врачам. Люди удивлялись: откуда у этой хрупкой женщины столько энергии, столько душевных сил и столько мудрости. Быть может, я себя нахваливаю, но я же сама вижу, как ко мне тянутся другие пожилые люди. "Унывать — значит умирать" — таков сегодня мой девиз, и дай Бог, чтобы мое жизнелюбие не покидало меня до самой смерти.
***************************************************************
P.S Пожилая женщина, от имени которой я пишу, — моя мать. Она умерла в больнице Раананы, до последней минуты надеясь, что и на этот раз ей удастся выкарабкаться. Ее жизнелюбие было столь сильным, что, даже находясь в морге, она "не хотела" ложиться в могилу... Когда во время похорон раввин в присутствии родственников, подруг и знакомых матери начал читать кадиш, к нему подошел человек и что-то тихо сказал. Рав выронил из рук лист и произнес: "Извините, произошла нелепая ошибка. Только что работник морга сказал, что сюда привезли гроб с другой женщиной. Вам придется немного подождать, пока эту ошибку исправят". Было ли это чрезвычайное происшествие ошибкой или перстом судьбы — одному Богу известно. Я же подумал: моя мать и после своей физической смерти сделала последнее "усилие", чтобы хоть немного побыть в посюстороннем мире. Она не цеплялась за жизнь, она ее любила!

Юрий ФУРМАНОВ