Шуба

1. Исааку Соломоновичу Зельцеру в 1949 году исполнилось 60 лет. Несмотря на возраст, он был бодр и подтянут. Здоровье его было в полном порядке, и если не считать легких простуд, никогда и ничем не болел. Внешне он собою олицетворял само спокойствие и респектабельность. Чуть выше среднего роста, худощавый. Седеющие густые волосы были всегда ровно подстрижены, причесаны и уложены заботливым парикмахером на пробор. Небольшая клинообразная бородка и аккуратно окантованные седые усы подчеркивали здоровый цвет лица. Он был франтоват и любил красивые и дорогие костюмы. Несмотря на возраст, оправдывал свою закрепившуюся за ним еще в молодости репутацию дамского угодника и успешного ловеласа. Это ему не мешало быть замечательным мужем и любящим отцом своих детей. Заботами своей жены он всегда был ухожен и наглажен. Рубашки и галстуки он больше одного дня не носил. Люди, встречаясь с ним впервые, больше пятидесяти ему не давали. Поговорив с ним несколько минут, поражались его эрудиции и умению понятно и доступно излагать свои мысли.

Уже более тридцати лет он считался в Николаеве весьма известным и успешным адвокатом. Своей популярности он достиг благодаря двум своим замечательным качествам – блестящей риторике и умению быстро наладить личный контакт с судьей. Собственно говоря, качество блестящего оратора не было главным и определяющим достоинством адвокатов советского периода. Искусство риторики, отшлифованное им еще в студенческие годы в одном из университетов дореволюционной Российской империи, столь необходимое присяжному поверенному, после установления власти большевиков не было определяющим в квалификации адвоката. Принципом его успеха было то, что он мог «решить дело в суде». Когда к Зельцеру обращались за помощью, он никогда не давал согласия входить в дело сразу. Объяснив родственникам несчастного арестанта, что он перегружен делами и не знает, сможет или нет уделить внимание делу, окончательный ответ он откладывал на некоторое время. После этого выяснял у судьи возможные результаты по делу и только потом давал согласие проводить защиту в суде.

Еще до начала судебного процесса, по всем резонансным делам, исход дела решался не в судебных кабинетах, а в партийных и советских чертогах власти. Судья, проводивший судебный процесс, выполнял директиву, полученную сверху, и от него зависели лишь небольшие колебания в сроках, назначаемых осужденным. Если в угоду конъюнктуре от властей не поступали категорические указания применить высшую меру социальной защиты – расстрел, у судьи появлялась возможность маневрировать в сроках, предусмотренных статьями обвинения. Взявшись за защиту обвиняемого, определив с его родственниками сумму гонорара и необходимого вознаграждения для судьи, Исаак Соломонович готовил для процесса блестящую речь, которую произносил в ходе заседания с редким умением и театральным пафосом. Порой зрители в залах суда сопровождали окончание его речи аплодисментами и восторженными восклицаниями. Приговоры по делам, в которых участвовал Исаак Соломонович, как правило, были не суровыми, и сроки, получаемые его подзащитными, определялись нижними пределами санкций статей, на которых строилось обвинение.

2. Осенью 1949 года он взялся защищать начальника строительного управления, которому угрожал гигантский срок в 25 лет. В конце года в областном суде проходил суд над группой руководителей различных строительных организаций, которым в вину выдвигали хищения и разбазаривание денег, отпускаемых государством на восстановление разрушенного войной города. Сам процесс ничего интересного собою не представлял. Нудно тянулись недели рутиной работы суда. Зачитывались сотни листов всевозможных актов ревизий и экспертиз, проходили допросы свидетелей .Ни шатко, ни валко процесс, начавшийся в ноябре 1949 года, дотянулся до конца декабря. Перед новогодними праздниками в заседаниях суда был объявлен перерыв. Возобновление заседаний было перенесено на 10 января 1950 года. Собственно, оставались только прения сторон и приговор. Зельцер и его подзащитный с очень выразительной фамилией Коган совершенно спокойно ожидали окончания суда. Все точки были расставлены. Обещанный результат в 8 лет был для всех участников нашей истории вполне удовлетворительным.

Зима 1950 года была одной из самых суровых и морозных. После новогодних праздников город был завален снегом, который некому было убирать. Ходить по утоптанному, скользкому снегу было очень трудно и опасно. Человеку, дожившему до преклонных лет, следовало особенно опасаться падений и возможных переломов. Но самым ужасным явлением той зимы были трескучие морозы, не свойственные тем краям. Николаевские зимы всегда сопровождаются сильными ветрами, а при сильных морозах это становится сущим наказанием.

Утром 11 января столбик термометра показал минус 25 градусов. Исаак Соломонович надел на себя поверх костюма свою совершенно потрясающую шубу из натурального бобрового меха. Эту шубу ему несколькими годами ранее пошили по его заказу в самом престижном меховом ателье города Ленинграда. За шубу Исаак Соломонович заплатил больше, чем за свою новенькую автомашину «Победа». Выйдя из дома, он направился на заключительную часть трагикомедии под названием «чтение приговора».

День обещал быть трудным. Приговор по делу, в котором участвуют 12 подсудимых – очень долгое, нудное и тягостное мероприятие. Прежде всего, его необходимо выслушивать стоя. Разделить его на две части запрещает закон. Придя в суд, Зельцер шубу не снял. В помещении старого и ветхого здания суда было холодно. Ветер выдувал через щели в окнах все тепло, которое источали маломощные и плохо разожженные голландские печи. Судья долго тянул с началом оглашения приговора, а когда начал, часы уже показывали три часа пополудни. Чтение приговора завершилось в 23 часа. Никаких неожиданностей не произошло. Как было договорено, так и случилось. Восемь лет, из которых два Коган уже отсидел под следствием, были настоящим подарком, и благодарная жена внесла прямо на выходе из здания суда Зельцеру оставшуюся часть гонорара за его праведные труды.

Памятуя мудрость «держать свои деньги в труднодоступных для других людей местах», Исаак Соломонович, возвратившись в здание, спрятал довольно увесистый пакет в нательное бельё, где у него был специально приготовленный для этого карман. Выйдя на улицу, наш адвокат почувствовал, что дорога домой не будет легкой прогулкой. Несмотря на то, что идти ему было недалеко, он поёжился от встретившей его пронизывающим ледяным ветром ночной темноты. Небо было совершенно черным. Изредка в разрывах облаков появлялась луна. Её свет освещал белеющий снежный покров, но тут же стремительно подгоняемые ветром облака скрывали небесное светило. Если и были в городе фонари, то точно не на этой улице. Вернее они были, но не горели никогда. Исаак Соломонович был человеком неробкого десятка, но окружающая его непроглядная ночь, холод и полное безлюдье неприятно сжимали сердце. Он сожалел, что заранее не предусмотрел столь позднее возвращение. Он, мог договориться, с постоянно его обсуживавшим водителем-частником, владельцем ухоженной и столь редкой в то время автомашины «Опель-Олимпия». Но уже что-либо сделать было невозможно, и он продолжал свой путь к дому.

Собственно говоря, волновал нашего уважаемого адвоката небольшой отрезок его маршрута. Это место пользовалось в народе дурной славой, и небезосновательно. В просторечии этот отрезок пути в сто пятьдесят метров называли «Красный цирк». Такое название это место получило благодаря строению, занимавшему целый квартал рядом с главной улицей города. История этого здания заслуживает того, чтобы читатель о ней узнал прямо сейчас. Оставим нашего героя ненадолго на пути его к своему дому и перенесёмся во времена города Николаева конца XIX столетия.

3. Города Юга Российской империи бурно развивались. Промышленность и торговля привлекали огромные капиталы богатых жителей сопредельных экзотических государств. В Николаеве в 1882 году поселился некий очень богатый турок. Он на свои деньги строил на местных судоверфях корабли, загружал их в Одессе всевозможными товарами, производимыми в России, и продавал их вместе с грузом – в основном греческим купцам и судовладельцам. Кроме того, он активно и с отчаянным риском играл на бирже и к 1896 году сколотил гигантское состояние. Но ничего в этой жизни не бывает вечно, и судьба часто играет с человеком очень жестоко и беспощадно. Не знаю, чем провинился перед Создателем столь стремительно разбогатевший турок, но меч возмездия уже был занесён над его головой.

Орудием мести явилось юное и нежное создание ангельской красоты по имени Вавочка. Она получила антрепризу в местном театре и играла главные роли в некоторых спектаклях. Особым актерским талантом она не блистала, но это с лихвой компенсировалось стройностью её потрясающей фигуры и умением подать себя восторженному зрителю. Седина в бороду – бес в ребро. Турок до беспамятства влюбился в Вавочку. Юная красота и совершенство форм, а главное – скромный и целомудренный взгляд хитрой чертовки свели с ума достойного потомка блистательной Порты. Я не буду описывать подробно бурно протекающий роман наших героев. Сообщу только о его результатах. По истечении всего трех месяцев у Вавочки появился свой экипаж и кучер, управлявший красивой каретой, привезенной из Франции. Два фешенебельных особняка с конюшнями и лошадьми, один из которых находился в Одессе. Коллекция украшений из бриллиантов и изумрудов, жемчуга не меньше и не хуже чем у жены генерал-губернатора Новороссийского края.

К тому времени в театре начались трения с дирекцией, и Вавочка заявила турку, что она хочет свой собственный театр. Театр так театр. Турок выкупил в центральной части города, между улицами Соборной и Московской, несколько домов, которые тут же снесли, и начал строительство театра. Размах строительства был грандиозный. Несколько кирпичных заводов полностью отдавали свою продукцию на возведение этого театра, работа не прекращалась ни днем, ни ночью. За год мощное и монументальное здание было возведено и отделано с поражавшим ценителей вкусом и великолепием. Накануне открытия театра турок и Вавочка уехали на отдых в Ниццу. Пятидесятидвухлетний турок, стараясь соответствовать своей молодой и блестящей любовнице, готов был к её ногам бросить весь мир. Но мир ей не был нужен, она была скромной девушкой. Перед отъездом в Ниццу она через подставных маклеров продала все свое недвижимое имущество в России, не забыв прихватить на память из тайного сейфа турка векселя на предъявителя на два миллиона золотых рублей. Турок, оставаясь в счастливом неведении, как положено правоверному мусульманину, в одну из пятниц отправился на молитву в мечеть. Возвратившись домой, увидел, что Вавочка исчезла вместе со своими вещами. Она укатила с молодым, блестящим красавцем офицером австрийской армии в неизвестном направлении. Турка хватил удар, и только искусство европейских медиков спасло его от смерти.

По пути из Ниццы домой в Николаев, наш турок в глубине души еще надеялся на то, что его любовь еще вернётся, но, обнаружив пропажу основной части своих денег, вновь пережил апоплексический удар, который лишил его подвижности и речи. Местные врачи были менее искусными в лечении его болезни. Но завершающим актом трагедии был пожар. Сгорел театр. Он выгорел дотла. Взору открывалась пугающая картина. Над землей возвышалась бесформенная громадина из красного, закопченного гарью, а местами оплавившегося кирпича. Мощные стены двухметровой толщины и металлическая конструкция перекрытия амфитеатра в форме эллипса из мощных тавровых балок, соединенная толстыми заклёпками в виде гигантского паука это все что осталось от монументального, торжественно величественного, сияющего новизной и убранством, четырехэтажного здания театра. Уцелели только подвальные помещения, перекрытые слоем бетона более метра толщиной. Это были невероятной сложности лабиринты из комнат и коридоров. Грядущий двадцатый век с его войнами, революциями и лихолетьями определил на долгие десятилетия эти лабиринты с множеством ходов и выходов, погребенных многометровыми слоями различного мусора, как пристанище для разного рода преступников и сброда, скрывающегося от закона.

4. А теперь возвратимся к нашему герою. Завернувшись в свою теплую и уютную шубу, не испытывая никакого холода и ветра, наш знакомый адвокат приближался к тому месту, которое вызывало у него неприятный подсознательный страх и тревогу. Уже появились перед его взором контуры высоких стен «красного театра». Уже сквозь сводчатые проёмы зияющих окон-дыр просматривались контуры перекрытий. Появившаяся луна, как гигантский проектор, расположенный над зловещим строением, швырнула удлинившуюся уродливую тень на голову несчастного ночного путника.

Исаак Соломонович остановился и начал озираться по сторонам. Что-то его насторожило. Повернув голову, он увидел перед собою то, что вызвало у него ужас и полностью парализовало его сознание. Его взору явилась заросшая щетиной, жуткая, красная, ехидно ухмыляющиеся, свирепая рожа, отдаленно напоминающая человеческое лицо. Рожа открыла рот и подтвердила своё человеческое происхождение, произнеся несколько слов с сильным украинским акцентом: «А ну, б….дь, роздягайся!» Зельцер, находясь в оцепенении, никак не отреагировал на полученную команду. Тогда бандюга полез в карман старой солдатской шинели, надетой на какое-то тряпье, и перед глазами нашего адвоката появился и уткнулся ему в лицо противно пахнущий пороховой гарью и оружейным маслом револьвер системы «наган». Шубу Зельцер снимал дрожащими руками. Бандит помогал ему расстегивать многочисленные плохо поддающиеся металлические крючки-застежки. Шуба перекочевала на плечи бандита. Надев ее он, исчез мгновенно. То, что он был только что рядом, напоминала брошенная на снег его шинель.

Из оцепенения Исаака Соломоновича начал выводить пронизывающий все тело колющий холод. Первой мыслью, пришедшей ему в голову, было то, что он замерзнет. Следующая спасительная идея, заполнившая сознание адвоката – это шинель. Она его согреет, и он не погибнет от мороза. Он подхватил валяющуюся на снегу рваную и дурно пахнущую потом, табаком и помоями рваную тряпку. С непередаваемым блаженством он надел её на замерзающее тело и побежал. В голове пронеслась мысль о счастливой развязке того, что произошло с ним только что. Он понимал, что то, что он остался в живых, только дело случая. Шубу было жаль, но жизнь дороже.

По мере приближения к своему дому он почувствовал, что сильно замерзли руки. Он догадался их засунуть в карманы и остолбенел. В одном из карманов шинели лежал револьвер, благодаря которому его только что раздели. Он остановился и, развернувшись кругом, пошел по направлению к тому месту, где только что все произошло. Он ни о чем не думал. В голове молотком стучала одна мысль: найти бандита и забрать у него свою вещь. Проверив по дороге, что в барабане присутствуют патроны, он взвел курок и решил: не отдаст шубу – убью. Он прошёл всего один квартал и увидел… о всемогущий случай! Навстречу ему вальяжно двигалась его шуба! Не раздумывая, Зельцер направил на своего обидчика револьвер и закричал: «Снимай мою шубу и забери свою шинель». Без единого возражения оцепеневший бандит, заворожено глядя на ствол Нагана, сбросил шубу и стремглав, не взяв даже свою шинель, скрылся в темноте.

Зельцер надел на себя шубу и через несколько минут уже звонил в дверь своего дома. Ему открыла жена, проведшая весь вечер в тревожном ожидании. Диалог, произошедший между ними достоин пера драматурга!

- Исаак, где ты так поздно был? На тебе же лица нет! Я думала, что тебя уже нужно искать в морге! Телефон не работает, два раза выключали электричество, сижу и не знаю, что думать. Уже час ночи, я вся извелась. Ну, неужели ты не можешь закончить свои похождения, тебе уже 60 лет, а ты все ещё бегаешь…

- Сима, не говори глупости. Я только что был на том свете. На меня напал бандит с наганом! Мне стоило кусок жизни отобрать у него назад свою шубу!

- Исаак, не морочь мне голову. Что ты мне рассказываешь сказки! То, что на тебя напали, в это я поверю. Но это был не бандит, а муж твоей очередной шиксы. Посмотри, ты так торопился, что перепутал и надел на себя шубу этой лошади! Ты просто законченный идиёт.

Сима решительно вышла в прихожую, сняла с вешалки шубу и, войдя в комнату, где происходил разговор, швырнула её в лицо своему совершенно оторопевшему мужу. Здесь, при свете люстры, Исаак Соломонович увидел то, что его уже который раз за этот вечер повергло в ужас. У него на коленях лежала добротная мужская шуба из волчьего меха, серого цвета! Шуба была на два размера больше его прежней шубы! Дрожащими руками несчастный, перепуганный Зельцер начал вынимать из карманов их содержимое и выкладывать на стол. Первым он достал револьвер системы наган, вид которого у Симы вызвал сдавленный крик, и она схватилась за сердце. Следующий предмет, извлеченный из кармана злополучной шубы, заставил хвататься за сердце самого Зельцера. Это было патентное свидетельство на занятие частной практикой. Раскрыв книжечку, и глядя в нее остекленевшими глазами, Исаак Соломонович увидел надпись, сделанную каллиграфическим подчерком: «Доктор Зисельман Лейзер Ушерович . Детские болезни»!

Ранним утром следующего дня Исаак Соломонович вмести со своей женой Симой вышел из дома. Через руку у Симы была переброшена завернутая в накрахмаленную белую простыню тщательно вычищенная шуба. Дом доктора Зисельмана был в двух кварталах от дома адвоката Зельцера. Долгие и убедительные извинения и объяснения обстоятельств выслушивала жена доктора Зисельмана. Лейзер Ушерович настолько был испуган случившимся с ним прошедшей ночью, что еще долгое время не появлялся на людях. При последующих встречах эти два уважаемых человека ни когда друг с другом не здоровались.


2010 год.