5 июля 1950 года Кнессет принял основополагающий Закон о Возвращении (ЗОВ), наделяющий каждого еврея правом на репатриацию в Израиль и последующее получение израильского гражданства.

Через считанные годы после Катастрофы новообразованное еврейское государство поставило своей целью защитить евреев от любых преследований и предоставить им убежище от нападения антисемитов.

Это вызвало естественный восторг у евреев всего мира, включая тех, кто был не в ладах с законом: у последних неожиданно появился запасной вариант быстрого и совершенно легального перемещения в еврейское государство, куда не могла дотянуться самая длинная рука.

Одним из первых в этом списке был приговоренный в США к пожизненному заключению советский шпион Роберт Соблен (он же – уроженец Литвы Реувен Бен-Шмуэль Абба Соболевич). На время суда его освободили под залог, а он бежал в Израиль 26 июня 1962 года накануне вступления приговора в законную силу.

Американские газетчики осаждали израильское консульство в Нью-Йорке и посольство в Вашингтоне, требуя ответа на вопрос, что собирается делать Израиль – дать беглому преступнику гражданство в соответствии с ЗОВ, или выдать его американским властям в соответствии с только что парафированным, но еще не подписанным соглашением о экстрадиции между двумя государствами?

Соблен воспользовался для въезда в Израиль паспортом своего покойного шурина, и это стало законным основанием для его депортации под присмотром агентов ФБР. По дороге в США, во время транзитной посадки в Лондоне, Роберт Соблен покончил жизнь самоубийством.

В тот же день оппозиция в кнессете внесла вотум недоверия правительству, обвинив министра внутренних дел в «жестокой и аморальной высылке еврея из Израиля без предоставления ему хотя бы возможности изложить свое дело в израильском суде».

В результате голосования вотум был отклонен, после чего Бен-Гурион обратился с трибуны кнессета к израильскому народу. Сказав о первостепенной важности ЗОВ для существования Государства Израиль, Бен-Гурион добавил: «Необходимо предотвратить проникновение в Израиль любого еврейского проходимца. Израиль – не убежище для еврейских преступников».

Тем не менее, всего через три года после дела Соблена один из еврейских преступников вполне официально репатриировался в Израиль: это был хорошо известный американским властям Джозеф («Док») Стачер, принявший активное участие в объединении еврейской и итальянской мафии в национальный синдикат.

Он руководил всем подконтрольным синдикату игорным бизнесом и был задержан ФБР за неуплату налогов, что грозило ему депортацией из США. Но Стачер воспользовался своим правом на репатриацию, получил израильское гражданство и скончался на исторической родине назло ФБР.

Прошло еще несколько лет и по стопам Стачера пошел его старый друг и коллега, знаменитый «бухгалтер мафии» Меир Ланский, который пожертвовал Израилю столько денег, что рассчитывал на его защиту от ФБР и Налогового ведомства.

Он прилетел в Израиль 27 июля 1970 года по туристической визе вместе с женой и любимой собакой, и два года вел в Тель-Авиве жизнь безобидного пенсионера, тщетно пытаясь получить гражданство, пока американцы не поставили правительству Голды Меир ультиматум: либо оно выдаст Ланского, либо не получит военной помощи, включая семьдесят четыре «Фантома». В 1972 году Верховный суд отклонил иск Ланского против МВД, отказавшего ему в гражданстве, и он добровольно покинул Израиль, перестав жертвовать на него деньги и оставив за собой длинный шлейф старого спора о том, надо ли открывать двери еврейского государства всем евреям, которые в них стучатся.

Дела Соблена и Ланского со всей очевидностью выявили те условия, которым должна соответствовать процедура экстрадции и которые предусматривают разные виды преступлений и соответствующих наказаний, от чего напрямую зависит, останется ли еврейский преступник в Израиле или будет экстрадирован.

Основных условий два: 1) существование взаимного соглашения о экстрадиции между двумя государствами; 2) совершенное на территории другой страны преступление является таковым по израильским законам, входит в список преступлений, включенных в закон о экстрадиции, и влечет за собой наказание не менее одного года лишения свободы.

При этом проверяется, что просьба о экстрадиции не продиктована соображениями политического, расового или религиозного характера.

Таким образом, экстрадиция является не односторонним требованием одного государства к другому, а результатом взаимного соглашения, соблюдаемого обеими сторонами.

Дополнительное требование состоит в том, чтобы ни один израильтянин не был экстрадирован в страну, где инкриминируемая ему статья закона предусматривает смертную казнь, если совершенное им преступление не карается смертной казнью в Израиле. А в Израиле она применялась всего один раз в 1962 году, когда повесили главного прораба «окончательного решения еврейского вопроса» Адольфа Эйхмана, и была отменена для всех видов убийства, включая теракты.

Наконец, израильскому суду должны быть представлены все доказательства вины подозреваемого, достаточные для возбуждения судебного дела.

В 1975 году у дверей Израиля появился французский бизнесмен Шмуэль Флатто-Шарон, бежавший от полиции, которая не успела его арестовать за мошенничество на сумму в 60 млн. долларов.

На этот раз израильское правительство (под руководством Ицхака Рабина) вело себя по-иному и отказало французам в экстрадиции беглого преступника, который без всяких помех получил израильское гражданство. Всего через два года Флатто-Шарон скупил голоса избирателей и стал депутатом кнессета, получив статус неприкосновенности, а позже – три месяца исправительных работ за подкуп избирателей.

А в 1978 году кнессет, по инициативе главы правительства Менахема Бегина и при непосредственном участии Флатто-Шарона, принял закон о преступлениях, совершенных заграницей, который резко ограничил обстоятельства, позволяющие экстрадировать израильских граждан. Там говорится, что «гражданин Израиля может быть экстрадирован в иностранное государство лишь в том случае, если совершенные им преступления имели место до того, как он стал израильским гражданином». Интересно обратить внимание на то, что светский глава правительства Бегин воспользовался сугубо религиозной аргументацией для отстаивания своей позиции, когда во время выступления в кнессете сослался на Тору: «Не выдавай раба господину его, когда он прибежит к тебе от господина своего» (Втор., 23:15).

В 1983 году у Израиля возник новый конфликт с Францией, из которой после убийства араба-уголовника бежал 20-летний алжирский еврей Уильям Накаш: он прибыл в Израиль под вымышленным именем и получил израильское гражданство.

Его настоящее имя раскрылось после ареста при попытке вооруженного ограбления. Но процедура экстрадиции сразу приостановилась, когда Накаш, надевший в тюрьме кипу и отрастивший бороду, заявил, что во Франции он стал жертвой антисемитов, защищая местных евреев от преследования арабов.

Накаша поддержали главные раввины Израиля, заявив, что на его дело распространяется один из главных галахических принципов «пикуах нефеш» (спасение жизни), и, следовательно, ни о какой экстрадиции не может быть и речи. Ультраортодоксальные политики взяли Накаша под защиту, настаивая на том, что светский суд не вправе решать судьбу религиозного еврея, ибо один Всевышний определяет меру ответственности грешника и карает преступников. Кроме того, по их словам, во французской тюрьме Накаша могли убить арабские заключенные, хотя проверка, проведенная во Франции заместителем генпрокурора Израиля, показала, что такой опасности нет.

Вопреки израильско-французскому соглашению о экстрадиции, министр юстиции Авраам Шарир ответил Франции отказом, позволив Накашу остаться в Израиле. Как заявил Шарир, «я скорее готов прослыть мягкосердечным человеком, чем взять на себя ответственность за смерть Накаша во французской тюрьме». А тогдашний министр промышленности Ариэль Шарон, опираясь на двухтысячелетнее страдание евреев под враждебной властью неевреев, сказал: «Как сын маленького народа, я категорически против того, чтобы передавать евреев в руки гоев». По разным израильским городам прошли демонстрации под лозунгом «Не выдавайте Накаша на смерть!»

Общественная полемика вокруг дела Накаша выявила две укоренившиеся и полярные точки зрения израильтян по вопросу беглых преступников.

Первую из них разъяснил покойный раввин и философ, профессор теологии иерусалимского университета Давид Хартман, сказав, что нееврейский мир враждебен к евреям, которые должны быть вместе, чтобы себя защищать. «Те, кто разделяет эту точку зрения, – сказал он – воспринимают Израиль и еврейскую власть, как мандат, гарантирующий безопасность каждого еврея против мира, которому они ни в чем не доверяют».

Прямо противоположный взгляд отстаивал декан юридического факультета тель-авивского университета, профессор юриспруденции Уриэль Райхман:

«Чего мы здесь хотим добиться? Племенной справедливости или справедливости современного государства? Те, кто поддерживает Накаша, пытаются дать приоритет иудаизму над светским законом. Это – полнейшее искажение еврейского закона и деформация основ Государства Израиль. Нашей целью было создание народа, который принадлежит к семье народов и западной системе ценностей. Нас же толкают в сторону племенной идеологии иудаизма».

Но самым весомым в этом споре стало мнение зам. председателя Верховного суда, профессора юриспруденции Менахема Элона, автора научного трактата «Экстрадиция по еврейскому закону». Разобрав проблему, начиная с библейских времен, проведя детальный анализ прецедентов из Талмуда и «Шулхан арух», Элон пришел к выводу, что Галаха не только не запрещает экстрадиции еврейского преступника, но обязывает это сделать. А посему существующий в Израиле светский закон полностью соответствует позиции еврейского религиозного закона, по которой недопустимо, чтобы преступник избежал наказания, особенно, когда совершено убийство, и надо отдать его под суд. По мнению Элона, Тора никоим образом не исключает сотрудничества с нееврейскими судами, исходя из галахического принципа «дина ди малхута дина» (арам. «закон государства есть закон») для поддержания социального порядка и власти закона.

По решению Верховного суда Израиля Уильяма Накаша экстрадировали во Францию 2 декабря 1987 года.

В 1985 году в Израиле появился бруклинский хасид Авраам Мондрович, выдававший себя за раввина и детского психолога – незадолго до этого он предстал перед американским судом по обвинению в изнасиловании десятков сексуально травмированных мальчиков, которых родители приводили к нему для консультаций.

Как и Соблена, псевдо-раввина Мондровича освободили под залог на время суда, думая, что он не сбежит, и точно так же он сбежал в Израиль, где получил работу в йешиве, оказавшись под защитой ультраортодоксальных кругов.

В ответ на непрерывные требования США израильский суд дважды отказал в экстрадиции беглого педофила. Этому способствовал тот факт, что до 2007 года израильско-американское соглашение о экстрадиции не включало педофилии, а сексуальные преступления касались только женщин. В 2010 году Верховный суд Израиля единогласным решением постановил, что истечение срока давности преступлений, вменяемых Мондровичу, исключает возможность его экстрадции, что окончательно поставило точку в попытках американских органов правосудия посадить Авраама Мондровича на скамью подсудимых.

В 1997 году прогремело дело 17-летнего американского еврея Самуэля Шейнбейна, который вместе с соучастником задушил, четвертовал и сжег своего сверстника, после чего бежал в Израиль, воспользовавшись тем, что у его отца-адвоката было двойное американо-израильское гражданство.

На этом основании Шейнбейн автоматически считался гражданином Израиля, где сразу по приезде его задержала полиция. По решению окружного суда он подлежал экстрадиции, несмотря на израильское гражданство, прежде всего потому, что, по мнению судей, не имел никаких связей с Израилем, что полностью выхолащивало смысл его гражданства. Но не успели высохнуть чернила на этом решении, как отец Шейнбейна обжаловал его в Верховном суде, который тремя голосами против двух отклонил просьбу США о экстрадиции убийцы. Суд сослался на закон 1978 года, особо подчеркнув, что он превалирует над израильско-американским соглашением 1962 года, в котором говорилось, что обеим сторонам запрещено отказывать в экстрадиции своих граждан.

Кризис в американо-израильских отношениях дошел до пика, приобретя политический резонанс с уже знакомыми угрозами лишить Израиль ежегодной американской военной помощи. Но Израиль, чья общественность выступила против американского давления и неприемлемых угроз, твердо стоял на своем. В качестве компромисса американцам было обещано, что беглого убийцу накажут по всей строгости закона, что и было сделано: в 1999 году тель-авивский окружной суд приговорил Самуэля Шейнбейна к 24 годам лишения свободы за умышленное убийство, совершенное в Америке. А в 2014 году он погиб во время перестрелки в тюрьме, ранив двух надзирателей из тайно раздобытого пистолета.

Однако американский прессинг не прошел бесследно: в 1999 году кнессет утвердил поправку к закону о экстрадиции, по которой не живущий в Израиле гражданин страны, повинный в совершении преступления, будет экстрадирован, а гражданин и житель Израиля отдан под суд и осужден заграницей с возвращением в Израиль для отбытия наказания.

В 2000 году в Израиль бежал из Франции бизнесмен Аркадий Гайдамак, повторивший путь Флатто-Шарона, разве что Гайдамак занимался не мошенническими операциями с недвижимостью, а крупной торговлей оружием с Анголой с подкупом французской политической верхушки (дело «Анголагейт»).

Израиль отказался его экстрадировать, и до 2015 года Гайдамак, создавший свою партию и метивший на пост мэра Иерусалима, курсировал между Израилем и Россией, пока добровольно не сдался французским властям, отсидев в тюрьме всего несколько месяцев.

Впрочем, Франция, которая много лет поносила Израиль за его отказ экстрадировать Флатто-Шарона и Гайдамака, повела себя точно так же, когда в 2011 году два французских еврея, мчавшихся на бешеной скорости по Тель-Авиву, задавили насмерть 25-летнюю Ли Зейтуни, после чего немедленно улетели во Францию. Свой отказ вернуть их в Израиль французы мотивировали тем, что французских граждан можно экстрадировать только в страны Евросоюза, а Европейскую конвенцию о экстрадиции 1957 года Франция подписала при условии, что будет сама судить своих граждан. Правда, потребовалась трехлетняя общественная кампания родителей и друзей Зейтуни с привлечением СМИ обеих стран, чтобы французские власти с явной неохотой отдали беглых преступников под суд, приговорив одного из них к пяти годам лишения свободы, а другого – к году и трем месяцам.

Хотя, казалось бы, речь шла о чисто уголовном деле, в нем снова отразились политические трения в израильско-французских отношениях, дающие себя знать всякий раз, когда Франция испытывает желание вернуть потерянные позиции на Ближнем Востоке.

Еще один прецедент настолько выбивается из общего хронологического ряда, не имея никакого отношения к уголовным преступлениям, что и рассматривать его надо отдельно.

В 1992 году 73-летний польский еврей Соломон Морель, бывший партизан и отставной полковник органов госбезопасности, спешно репатриировался в Израиль, когда польские власти начали против него дело по обвинению в совершении военных преступлений.

В 1945 году Морель был комендантом фильтрационного лагеря, где содержались пленные немцы. И Мореля, у которого немцы убили всю семью, обвинили в том, что он мстил заключенным, подвергая их пыткам и истязаниям, в результате чего сотни из них умерли. А точнее, поляки обвинили еврея в геноциде немцев!

На этом основании польские власти обратились к израильскому Министерству юстиции с требованием экстрадиции Соломона Мореля.

На протяжении пятнадцати лет Министерство юстиции дважды тщательно исследовало представленные поляками доказательства и дважды ответило отказом. По всей вероятности, еще и потому, что дело Мореля все больше приобретало политический характер, исключающий возможность экстрадиции по израильскому закону.

После крушения коммунизма на Польшу обрушились две бомбы: первой стал документальный фильм Клода Ланцмана «Шоа», второй – книга польско-американского историка Яна Гросса «Соседи», где рассказывалось, как польские крестьяне живьем сожгли еврейских односельчан. По всему миру потоком пошли другие фильмы и книги, исследования и расследования, показавшие, что поляки не могли стерпеть даже того, что часть евреев вернулась из концлагерей, требуя свои дома, занятые польскими соседями, и украденное имущество. Ответом поляков стали первые послевоенные погромы, самым страшным из которым был погром в Кельце, вполне сравнимый со знаменитым Кишиневским погромом.

В такой ситуации Польше потребовался противовес и козел отпущения, и на эту роль идеально подошел Соломон Морель. Польским властям позарез надо было доказать и показать всему миру, что евреи были не только жертвами, но и палачами. Но Израиль ответил твердым «нет», отказавшись экстрадировать Соломона Мореля, который скончался в Тель-Авиве в 2007 году.

Во избежание ошибочного толкования общего подхода Государства Израиль к вопросу экстрадиции нужно отметить, что еще в 1991 году Организация Объединенных Наций приняла резолюцию № 45/116, по которой любое государство, по своему усмотрению, может отказать в экстрадиции своего гражданина.

Начало XXI века показало, насколько изменилась позиция израильской системы правосудия: с 2000 по 2014 год в разные страны мира было экстрадировано больше пятидесяти израильских граждан, включая бежавшего из США 75-летнего раввина Вайса, совершившего мошенничество на несколько миллионов долларов. В его случае ультраортодоксальные партии в кнессете в течение целого года безуспешно пытались провести законопроект о запрете экстрадиции израильских граждан старше 70 лет.

По принятой в 2001 году поправке к закону, гражданина и жителя Израиля можно экстрадировать в иностранное государство только при условии, что в случае его осуждения с лишением свободы данное государство заранее обязуется удовлетворить его просьбу об отбытии наказания в Израиле. Такое решение позволяет, с одной стороны, гарантировать израильтянам безопасность при отсутствие контактов с антисемитски настроенными заключенными и надзирателями, а также еврейский образ жизни в тюрьме (соблюдение кашрута и субботы), а, с другой – дает возможность Министерству юстиции поддерживать взаимовыгодные отношения с коллегами в других странах.

Но все же как быть с теми, кто бежал в Израиль после совершения преступления, чтобы, прикрывшись израильским гражданством, избежать заслуженного наказания в своей стране? Похоже, общественная полемика по этому вопросу все еще далека от полного завершения.

Все перечисленные здесь случаи стали возможными, несмотря на то, что в ЗОВ есть пункт 2б-3, лишающий права на репатриацию лиц с уголовным прошлым, которые представляют угрозу общественному порядку.

Тут и зарыт главный вопрос: что принимать в расчет, когда в двери Израиля стучится еврей-преступник – то, что он – еврей, или то, что он – преступник?

detaly.co.il