—Скажите, пожалуйста, как мне отсюда идти?
—А куда ты хочешь попасть?
—Мне все равно...
—Тогда все равно, куда идти.
—...только бы попасть куда-нибудь.
—Куда-нибудь ты обязательно попадешь.
Каждый из нас во что-нибудь верит. Мы верим, что армия Наполеона была разгромлена союзными войсками под Ватерлоо в 1815 г.; что Волга впадает в Каспийское море; что атом состоит из протонов, нейтронов и электронов. Пожалуй, не многие из нас видели все это собственными глазами, но уверены мы в этом настолько, что готовы вступить в острую дискуссию с любым, кто осмелится подвергнуть эти факты сомнению. А уверенность в том, чего мы не видим, и есть — вера. Конечно же, наша вера чаще всего не возникает сама по себе. Мы что-то где-то услышали, что-то где-то прочли, а потом еще, наверное, и подумали — стоит этому верить или нет? Насколько достоверен источник предложенной нам информации? Одна степень доверия у нас к тому, что пишется в научных журналах, другая — к газетным новостям (хотя, конечно же, в заблуждение могут ввести и те и другие); одна — к тому, что нам расскажут на рынке, другая — к тому, что мы слышим по телевизору. Жизнь приучила нас держать ухо востро, и не хвататься с детской наивностью за каждое услышанное известие. Мы не хотим верить слепо. Однако нередко люди верят во что-нибудь без какого-либо на то основания. Просто так хочется. Такая необоснованная вера называется суеверие. Из всех человеческих мнений и суждений суеверия обладают необыкновенной живучестью. Нам вовсе не интересно — соответствуют они действительности или нет. Суевер не требует от ученых выяснения того, каким образом, например, постукивание по дереву оберегает его "от сглаза". Он знает, что это так, и, пожалуйста, не морочьте ему голову своими фактами. Вот тут-то и таится опасность. Идя на поводу у суеверий, человек все больше и больше уходит от реальности, впадая в более и более глубокое заблуждение. И хотя наш мир все интенсивнее требует от нас уважения чужих заблуждений, обещая в ответ уважение наших заблуждений, при нынешнем уровне техники и информации суеверия могут обойтись нам весьма дорого. Вспомните, чего стоили нам суеверия превосходства арийской расы или преимущественной роли классовой борьбы в развитии человечества. Так что это очень важно: отличать веру от суеверия; смотреть, соответствуют ли наши верова­ния реальным фактам, или являются чьими-либо (в частном случае — нашими собственными) измышлениями. С фактами из области географии проще всего. Если в чем-то сомневаешься, можно просто поехать на место и лично удостоверить­ся. Конечно, мало кто так и поступает, но сама возможность личной проверки — штука весьма убедительная. К тому же наша Земля не такая уж и большая, множество людей колесит по ней во все стороны, и их опыт подтверждает что, например, Северная Америка действительно находится несколько севернее Южной. Если же кто-либо из путешественников впадет в заблуждение и объявит об открытии какой-либо Земли Санникова к северу или Индии к западу от Европы, его всегда найдется кому поправить. В области естественных наук дело обстоит несколько сложнее. Здесь гораздо больше фактов, которые мы с вами проверить не в состоянии, и нам все больше приходится доверять мнению специа­листов. Тем не менее, естественные науки чаще всего имеют дело с явлениями, во-первых, — реально наблюдаемыми (непосредственно или с помощью приборов), во-вторых — повторяемыми. Так что если опыт, произведенный в одной лаборатории мира, не удается повто­рить в других лабораториях, обычно не спешат объявить наблюдае­мое в нем явление научным фактом. Еще сложнее ситуация с фактами историческими. Все они, как правило, произошли в далеком прошлом и лишь однажды. Единствен­ным подтверждением такого факта является текст исторического документа, и проверять приходится скорее не достоверность самого факта, а достоверность текстов, его описывающих. Так, историку приходится выяснять: был ли автор документа очевидцем описывае­мых событий или хотя бы — современником очевидцев, которые могли бы поправить его в случае неправоты; или же он узнал о событиях из устных преданий многовековой давности? Кем был описывающий события человек — склонен ли он к легковерию или к тщательному анализу фактов? Хорошо ли сохранились его записи: сколько списков дошло до нас (книгопечатание — сравнительно недавнее изобретение, и документы могли сохраниться, лишь если кто-нибудь брался их переписать); насколько далеко эти списки отстоят во времени от оригинала; насколько велики разночтения между этими списками?
И все-таки, среди того, во что мы верим, остается довольно значительная часть, не поддающаяся проверке каким-либо из описан­ных способов. К ней в первую очередь относится круг вопросов, связанных с понятием происхождение:  
Откуда взялся мир?
Как возникла жизнь?
Как появился человек?
Действительно, ни мы с вами, ни ученые-специалисты не в состоянии отправиться куда-либо и пронаблюдать это. События эти произошли лишь однажды, и никто из людей не был их очевидцем — в этом на удивление сходятся мнения как богословов, так и атеистов. Однако это, пожалуй, самые важные для нас вопросы: не зная "откуда?" и "как?", вряд ли можно понять "зачем?" — то, куда нам нужно идти, определяется тем, откуда мы пришли. Лишь пара вопросов: Существовал мир вечно или возник из небы­тия? Появился человек в результате случайности или целесообраз­ности? — определит все наши дальнейшие рассуждения по вопросам и истории, и естественных наук, да и, пожалуй, — географии. Однако сами эти вопросы не принадлежат указанным областям знания. Вопросы происхождения — вопросы чисто религиозные. Мы верим, что было так и не иначе, и на основании этого строим свое мировоззрение. Но обоснованна ли наша вера? Не впали ли мы в суеверие? Не уводит ли оно нас с нашего истинного пути? Пожалуй, стоит остановиться и разобраться. А то еще попадем куда-нибудь не туда.

Сергей Головин. "Как человек стал обезьяной"