Несколько лет назад в прелестном городке Невигас, недалеко от Вупперталя (Германия), в старинном рыцарском замке, состоялась выставка картин Марка Шагала. Мы ходили по залам, и недоумённо пожимали плечами, не понимая, что хотел выразить художник, рисуя летающих людей, стариков со странной окраской лиц, горящие избы, корову с телёнком в животе или ребе, стоящего на голове другого ребе. Прошло время, и мы побывали в музее Шагала в Ницце, любовались причудливыми витражами в Реймском соборе, смотрели творения Шагала в Иерусалимской синагоге, изумительные витражи в кирхе города Майнц. И у нас появилось желание осмыслить, понять Шагала и полюбить его так, как любят его миллионы людей во всём мире.
В его родном Витебске - половина жителей были евреи. Задавленные нуждой, властями, теснотой, эти люди молились и страдали, пели и танцевали, любили и рожали. Это был мир, как - бы детского восприятия, проникнутого горечью бытия и стремлением всё же улыбаться, несмотря ни на какие страдания.
Вот в таких условиях и рос Марк Шагал. Рисовал как - то Мошке на валуне кусочком кирпича. Увидел его художник и учитель Юдель Пэн, взял его за руку и привёл к родителям. «Он будет художником, и я буду учить его». А в конце 30 годов, когда старый и одинокий художник страдал от голода и болезней, из Парижа к нему стали приходить посылки. Посылал их своему учителю Марк Шагал.
Его сестра рассказывала, что Мошка часто исчезал из дому, и его не могли дозваться к обеду. Обычно сидел он в посевах ржи и рисовал свои любимые васильки. Многие считали юношу странноватым. Он ходил по местечку с мольбертом и альбомом и рисовал, делал летучие наброски еврейских лиц. Тогда его считали « мишугене», слегка сумасшедшим. Евреи, которые ничего кроме тяжелого труда не знали, оглядывались на сына Хацкеля и Фейги Шагал и говорили между собой: «Интересно, как этот человек будет жить дальше? Как он будет содержать семью? Надо же такому уродиться в трудящейся семье, где есть плотник, мясник, парикмахер! Неужели за эти картинки дадут хотя бы копейку?
И когда отцвели все васильки того времени, и когда в бабьи яры упали не только евреи Витебска, тогда пришли люди к картинам Шагала и сняли шапки. Больше нигде на земле нет тех васильков и тех евреев. Не увидели жители Витебска, как весь мир собирается у смешных и непонятных картин их «мишугене»- земляка и стоят, как перед иконами. Однажды он написал портрет своего дяди Зуси и хотел подарить его любимому родственнику. Дядя очень гордился Мошкой и с удовольствием стриг его. «Ведь надо же – говорил он: не обошел господь милостью наше захолустье!» Дядя посмотрел на свой портрет и сказал: «Нет уж, оставь его лучше себе!» Сегодня эта картина «Парикмахерская дяди Зусмана» хранится в Третьяковской галереи.
А теперь всмотритесь в картины Шагала, не пристально, не так как вы смотрели мишек на картинах Шишкина или бурлаков на картине Репина. Нет, мир Шагала другой. Это наш с вами мир. Еврейские лица, одежды, манеры. Вот летит Бела, вот жених, другие! Чего они летают? А вы разве не летали, хотя бы в детстве? Человек хочет летать иногда от счастья, иногда с желанием уйти, улететь от страданий, унижений, горя. Вот и летают герои Шагала, как в детском сне. Закройте глаза, откройте и закройте их снова. Вот и вы летите от чего - то не нужного вам, или от радости, или просто так! Ведь в каждом из нас живёт ребёнок!
Когда Шагала спрашивали, а почему у ребе на голове стоит ещё ребе, он отвечал: «Ведь это так просто! Там было ещё немного места».
В своей книге «Моя жизнь» он так описывает свою встречу с наркомом Луначарским: «Я слышал, что он марксист. Но мои познания в марксизме не шли далее того, что Маркс был еврей и носил длинную бороду. Я сразу понял, что моё искусство не подходит ему, ни с какого боку. Только не спрашивайте меня, предупредил я Луначарского, почему у меня всё синее или зеленое, почему у коровы в животе просвечивает телёнок и так далее. Пусть ваш Маркс, если он такой умный, воскреснет и всё вам объяснит».
Его часто называют непонятным, загадочным. И это справедливо! Зелёные или жёлтые лица, чудовищные звери, цветы, наездницы и жонглёры, избы, церкви и синагоги, библейские сюжеты. Что это всё значит?
Часто, когда его спрашивали, он тоже пожимал плечами и отвечал «Я сам не знаю». А люди приходят к его картинам и часами стоят перед ними, любуясь этими цветными сказками, и, пытаясь их разгадать, не в силах оторваться от их таинственного притяжения!
Он, как и его современник, великий еврейский писатель Шолом Аш, стремился показать общие корни христианства и иудаизма. Его витражи в церквях и синагогах, его изумительные иллюстрации к библии, как будто говорят: «Люди, любите друг друга!»
Смотрите Шагала, полюбите его, и не старайтесь обязательно разгадать его. Это придет, как пришел он в Витебск, где, наконец- то, открыли его музей. И это, несмотря на яростное сопротивление.
13 апреля 1989 года, редколлегия журнала «Наш современник» проводила встречу с научной интеллигенцией Белоруссии. Представитель журнала сообщил присутствующим, что у редколлегии журнала нет ничего общего с евреями, и не может быть, так как нет духовной близости, и, что покойный Шукшин им дороже всех мировых запасов мацы. Оратор спросил: «Вы хотите, чтобы Шагал стал великим белорусским художником?» И все, присутствующие в зале, дружно ответили: «Нет!».
100- летие великого художника отметил весь мир, все страны, кроме Белоруссии! У себя на родине Шагал был изгнан не только из Белорусской энциклопедии, но даже из энциклопедического словаря «Витебск».
Прошли годы и в Витебске всё же открыли музей Шагала, домик на шесть комнат. Здесь, на этом месте, на этой земле, родился Марк Шагал, который с первого рисунка на валуне и до последних васильков на знаменитых уже при жизни художника картинах дарил людям радость. Один из посетителей музея рассказывал: «Когда ходишь по этим комнатам, испытываешь необычайное чувство. Вот сейчас, в следующей комнате тебя встретит худощавый седой старец с пронзительными глазами. Секунду, другую, поизучает гостя и с хорошим еврейским акцентом скажет: «Вы пришли спросить про жизнь, про картины, про женщин, которые все красивы? Я знаю, что это всё есть! И будет! И это всё, что я знаю. А чаю, мы с Вами выпьем, Бела! Принеси нам чаю! Сколько Вам лет? О, молодой человек! Я хочу Вас предупредить, что чай мы, будем пить недолго. Жизнь коротка! Надо работать! Надо успеть насмотреться на красивых женщин и написать ещё много картин!»
В 1991 году, когда расцветала пышным цветом перестройка, а в моём родном Ленинграде на всех перекрёстках стали продавать порнографию вперемежку с антисемитской литературой, телевидение показало митинг «Памяти». Они бесновались и орали, что не хотят знать Шагала, что не допустят организации выставки его картин. Один из них кричал: «Нам не нужен еврей Шагал, мы не допустим этого сиониста в наш город». Он был багровый от возмущения и ненависти. Конечно, я много слышал и читал о Шагале, но почему именно он вызвал такой взрыв возмущения у деятелей «Памяти», понять не мог.
Только приехав сюда, смог впервые познакомиться с его творчеством.
После опубликования этого рассказа в израильской газете «Новости», я прочитал очерк израильского журналиста Ефима Пайкина «Трудная дорога домой».
«Дом-музей, который возглавляет страстный поклонник творчества Шагала Людмила Хмельницкая, стал центром большого Шагаловского праздника, который ежегодно проводится в Витебске 7 июля, в день рождения Мастера.… Да, преодолев трудную дорогу, великий Шагал, долгие годы находившийся в «отказе», с почётом возвращается в город, который прославила его божественная кисть, и ныне «принимает» здесь гостей из дальних и близких стран».
Так неожиданно для меня, был продолжен рассказ о замечательном еврейском художнике, покорившим сердца людей во всём мире и, наконец, вернувшегося в свой родной Витебск, который он рисовал всю свою жизнь.