Раскрытие читающим приватных данных о пишущем - всегда палка о двух концах. Пока все довольны – это благое удовлетворение естественной любознательности. Но если что-то оказывается не по нраву – упомянутая палка мгновенно превращается в суковатую дубину. И если к этому добавить что на стороне читающих всегда численный перевес, у меня уже заранее начинают ныть бока... Но я всё-таки рискну.

Последней каплей толкнувшей меня на эти заметки оказался один тип из заводских операторов в моей последней командировке в Индию. Сижу я себе в заводском зале управления и никого не трогаю, вдруг - на тебе, летит голубчик. Типичный индус, чёрный как смоль, моих примерно лет, подлетает быстрым шагом и разражается длинной тирадой на урду, будто мы с ним только что долгий разговор прервали. Я порылся в памяти и, убедившись что никогда раньше его не видел, вежливо так осведомляюсь: как насчёт английского или в крайнем случае русского? – «Как, - переходя на английский, удивился нахал, - разве вы не индус? А так на индуса похожи!» Анекдот про еврея, долго пристававшего к китайцу – не еврей ли он и в конце концов добившегося положительного ответа, тут же всплыл у меня в памяти. Но если у китайца, возможно, были надежды на какую-нибудь пользу от временного присоединения к еврейству, у меня никаких ожиданий чего-либо путного от единения с индусами быть не могло, так что я не сдался и настоял, что я русский инженер из американской компании. Напористый оператор улетел, а я призадумался. Вспомнилась командировка в Мексику пятилетней давности, где инженерная команда пускавшая завод состояла частично из европейцев, частично из мексиканцев. Не забуду удивлённую мордашку секретарши Рози: - «Влад (это я) – из России? Надо же! Пока он не заговорил, мы все были совершенно уверены, что он – латин! (т. е. латиноамериканец)» Вот так. Не правда ли, многовато для одного человека? Но и это – не всё.

Ïолучать такое от чужестранцев ещё хоть как-то понятно. Но как вам случай со своими, почти родными? - В одной из дальневосточных столиц случилось мне остановиться в отеле, по странному случаю облюбованному арабами. Такое иногда бывает: один поедет, что-то там ему понравится, поделится с приятелями, и – пошло-поехало. Ну арабы и арабы, чёрт бы с ними, пару дней в сносном отеле можно кого угодно потерпеть, не к тебе же в номер их селят. Главный, однако, юмор в том, что следствием арабского нашествия в этом заведении по вечерам наблюдается слёт наших, точнее – бывших советских - девушек из Узбекистана, Таджикистана и прочих восточных республик. Некоторая культурная близость, видимо, помогает им в нелёгком деле зарабатывания древнейшим трудом у этих, прямо скажем, не самых уважающих женский пол клиентов.

Всё это, однако, я узнал позже, а в тот вечер просто шёл по фойе и вдруг услышал русскую речь в группке сидевших на диване молодых женщин. В тех краях наши – действительная редкость, поэтому я нарушил своё обычное правило не заговаривать с незнакомыми соотечественниками и подошёл. Выразив приятное удивление русской речью в необычном месте, я полюбопытствовал – кто откуда, какими ветрами, как ситуация дома и т. п. – стандартный набор нейтральных вопросов и тем, подобающих для случайных встречных. Девушкам было скучно и мы с удовольствием побеседовали минут десять, а когда я раскланялся и уходил, одна из них резюмировала подружкам: - «Смотрите, девчёнки – араб, а как по-русски говорит!»

Так кто же я такой? Вопрос этот с детства ставил меня в тупик. Как вы знаете, в России вопрос о национальности распадается на два – главный и вспомогательный. Главный это – еврей или не еврей, а вспомогательный (и часто не существенный) – если не еврей, то кто?

Мои проблемы начинались с самых корней. Семейная сага не оставляла сомнений, что наш самый дальний предок по отцовской линии, о котором было хоть что-то известно, был кантонистом. Для большинства «настоящих» русских («патриотов») этим все вопросы были отвечены – ну конечно же я еврей. Но вот для евреев (да и меня самого) это было не так очевидно. Предок был денщиком у полковника, и чтобы жениться на его русской горничной, крестился. Было это ещё при крепостном праве. Забегая вперёд скажу, что этим он спас жизнь своему внуку, моему деду. Когда немцы заняли Ростов и расклеяли объявления – евреям явиться на сборный пункт, он естественно не пошёл. Соседи, давно его подозревавшие, тут же донесли, и явился русскоговорящий офицер с автоматчиками. Дед предъявил советский паспорт, где значилось - русский, но офицер только презрительно фыркнул. Только когда дед достал церковные метрики, офицер извинился и ушёл.

Потомки кантониста изо всех сил старались пробиться: учились, женились преимущественно на обедневших дворянках (естественно, русских. Евреев-дворян, как известно, почти не было). Делали они это так старательно, что мой отец до войны долго не мог поступить в институт как «представитель не трудящихся классов». Я гляжу на их старые фотографии с завистью: русоволосые, сероглазые, удлинённые лица интеллигентской, абстрактно-европейской наружности. Интересно, к какой национальности они себя относили?

В институте батюшка мой соблазнился сокурсницей на тринадцать лет его младше, так и определилась моя наследственность. В гены ворвался ещё один поток – на этот раз самой кондовой, самой что ни на есть сермяжной русской крови. Как-то я листал книгу по этнографии, и, повернув страницу, ошалел от изумления: на меня смотрел мой дедушка по матери. То есть, конечно, может, и не он сам, но некто похожий на него как близнец. Под иллюстрацией стояло: «Волжский тип». Вот так. Прошу принять это к сведению, господа антисемиты. Впрочем… Если бы этим можно было ограничиться, я бы не взялся за эти заметки.

Бабушка моя была гречанка из понтийских (черноморских) греков, и чтобы убедиться в этом, не нужны были никакие документы – достаточно было посмотреть на их семейные фотографии: более характерных, классических лиц православных икон – не сыскать. (Много лет спустя, уже недавно, я разглядывал сувениры в одном из магазинов под Афинами, и вдруг остекленел от фантасмагорической картины – дверь открылась, и в магазин шумно вломилась толпа двойников моей бабушки: такие же чернявые, короткие, длиннолицые с тонкими носами с горбинкой, вдобавок – в том же возрасте, в котором она мне помнилась лучше всего. Тур-группа с одного из тамошних островов...)

Тут на перечислении корней можно было бы поставить точку, если бы не ещё одно обстоятельство. Как-то мельком, в детстве, услышал я что-то о калмыцкой примеси в нашем роду. Я и забыл об этом, пока однажды в молодости не попробовал завести себе бороду. Когда нечто несолидное кое-как проросло и друзья стали уверять меня что я похож на Хо-Ши-Мина, я подумал что, может, в семейных историях есть доля истины.

Люди нетерпеливые и склонные к скоропалительным выводам могут тут меня оборвать и сказать: - ну что ты голову морочишь какими-ти примесями, их ведь мало. Не торопитесь, друзья мои. Если делаешь рагу из рябчика пополам на пополам (один конь – один рябчик), ещё неизвестно, что получится.

В некие давние уже времена, когда моя внешность ещё не была искажена ни возрастом, ни обжорством, топтался я, студент, на знаменитом в советские времена Банном переулке – месте, где подыскивалось и менялось жильё в матушке Москве. Изгнанный из общаги за драку, я пытался снять комнату, но всё перехватывалось состоятельными военными, способными платить немыслимые суммы – по сорок – пятьдесят рублей в месяц. Я уже совсем промёрз, как вдруг из толпы выбирается и направляется прямо ко мне маленькая высохшая старушонка, в том возрасте, когда не то что возраст, а уже и пол угадать сложно. Отведя меня в сторонку, старушка заговорила с характерным грассированием. – «Молодой человек, вы комнату ищите? У меня есть хорошая комната на Кузнецком мосту. Я не буду брать дорого. Хотите – поедем, посмотрите». Я ошалел от свалившейся удачи и под ручку поволок бабулю к трамваю. Зайдя в пустой вагон и убедившись что рядом никого нет, она тем не менее заговорщицки нагнувшись ко мне, спрсила: - «Скажите, вы – еврей?» И приняв моё обычное в этих ситуациях замешательство за подтверждение, удовлетворённо заключила: - «Я так и поняла. Гляжу на эту толпу, и - только одно такое хорошее лицо…» Вот так. Прошу принять это к сведению, господа евреи.

Не мудрено что с годами национальный вопрос стал предметом иронии в нашем роду. Например, когда наш ребёнок впервые задал вопрос о национальностях, ему было объяснено что обычай нашего рода таков, что мужчины в нём всегда евреи, а женщины – русские. О том, что он был ещё маловат для таких шуток мы поняли через несколько недель, когда он вернулся из школы чем-то очень озабоченный. На мой вопрос – в чём проблемы – он насупился и поделился: - «У нас сегодня о национальностях расспрашивали…» Насупившись ещё больше, он признался: - «Знаешь, папа, это, может, нехорошо, но я постеснялся сказать что я – еврей…» Для полноты впечатления надо было видеть в тот момент эту круглую и курносую, белявую и конопатую, совершенно рязанскую мордень.

Возвращаясь к теме этих заметок, вынужден заключить: все попытки определить мою национальность по кровно-родственным связям и физиономическим изысканиям обернулись фиаско. И, думаю, вы понимаете что всерьёз к этим изысканиям я, как и любой нормальный человек, не относился. Но что меня озадачивало уже без всяких шуток, так это факт, что даже при применении вполне цивилизованных критериев картина с моей национальностью не становилась ясней.

Жил на свете умник, у которого, если отбросить чушь о воцарении пролетариата через Мировую революцию, можно найти немало стоящего. Как вы поняли, я о незабвенном Карле Марксе говорю. Его определение непобиваемо, как патент Зингера на швейную машинку: национальность опеделяется по воспринятой культуре. В памяти сразу встают подмосковные перелески моей юности, звуки Чайковского, строки Куприна… А до них - память детства, воспоминания родни о прошедшей на их глазах Сталинградской эпопее. После первой стопки мужчины затевают привычний спор – как же пропал наш домишко на берегу Волги – наши «катюшами» сожгли или немцы гаубицами разбили? После второй – дядюшкино привычное: «Как мы землю в окопах ели», ну а после третьей - традиционное: «Как жиды Россию продали».

Значит, я – русский? По Марксу – да. Но почему же эта мысль не всегда вызывала у меня осознанную гордость? Отчего столь многие – и не только политические - аспекты жизни в моей стране вызывали во мне смешанные чувства? Почему мне было всегда не легко общаться с так называемыми простыми русскими людьми? Надо сказать, они это чувствовали и платили мне тем же. Не вспомнить ни одну работу, с которой меня не пытались бы выжить – то моё начальство, то мои подчинённые. Происходило это с такой последовательностью, что после сорока я с грустью задумался – а всё ли в порядке у меня с головой, не пора ли сходить к психиатру? Ведь не может же быть, чтобы вот так, годами, все вокруг тебя постоянно не в ногу… Так что, как видите, не всё ясно и с Марксовым критерием. Вернее - ясно, если культура действительно воспринята. А какова национальность того, кто всю жизнь сторонился некоторых аспектов окружающей культуры?

Здесь у некоторых нетерпеливых может опять появиться искус воскликнуть – «Ладно голову морочить, конечно ты – русский! Пусть против твоего сознания, но ты не мог не воспринять окружающую тебя культуру: другой ведь не было.» Но если это так, что нам тогда делать, например, с тысячами евреев? Ведь они тоже русские при таком подходе. Однако уверен – если сказать им это всерьёз (не походя, как иногда это ляпают далёкие ото всего американцы), - далеко не всем им это понравится. Да и наши так называемые «патриоты», исступлённо выявляющие «инородцев», такой подход врядли поддержат. Так что опять – одни вопросы.

Когда я сказал, что некоторые вещи в нашей стране и народе меня смущали, я совсем не имел в виду что всю жизнь был мизантропом. С ранней юности меня влекли англоязычные страны – Англия, Америка... Кто объяснит - почему? Ведь я равным образом нигде не был, а в Союзе с равной лёгкостью (или если угодно, трудностью) можно было увлекаться Францией, Италией, или Востоком… Меня упорно влекло к англоязычным. И вот надо же - чудо свершилось: я в Америке. Невероятная, единственная, но такая огромная везуха в моей жизни. Я – среди своих любимых, англоязычных. Как прекрасна эта вежливость: такт – не прерогатива интеллигенции, а свойство всей нации. Даже отказывают так, что уходишь почти счастливым. Никаких нервотрёпок, никаких конфликтов. Вся атмосфера местной жизни – будто сделана под меня. Вы помните мои печальные мысли о психопатологии, возникшие у меня после бесконечных конфликтов к концу моей советской жизни? Так вот как только я вышел из подчинения людей с советской ментальностью, конфликтов – как не бывало. Каждые две недели у меня здесь новое начальство (ведь заказчик – это начальник, вы же понимаете), и – никаких проблем.

Ну вот, уже вижу по вашим физиономиям – ждёте, когда я заявлю, что нашёл свою нацию, и это – американцы. Много бы я дал, чтобы это стало правдой. Ничто не польстило мне так, как фраза моего бывшего механика моей свиноводческой котельной: обняв меня в мой приезд после девяти лет эмиграции, он сказал: - « Ну, ты совсем обамериканился. Всё встало на свои места: ты – там, где ты должен был быть всегда.» Но и приятная неправда остаётся неправдой. Как не был я своим, «настоящим», на российских сабантуях – даже опрокидывая в себя стакан первача, как не чувствовал себя среди своих на большой и весёлой еврейской свадьбе – даже несясь вместе со всеми в хороводе «семь – сорок», так и здесь – не прирастает почему-то моя душа к местной жизни так, чтобы почувствовать её своей. Вопрос о моей национальности так и остаётся открытым. Как ни печально, с каждым годом он всё больше теряет свою актуальность. Увы, приблежается то время, когда не то что национальность, а и возраст, и даже пол перестанут много значить… Вот недавно иду в самолёт, и на проверочном пункте старичина – волонтир, мельком взглянув на меня и мой билет, меланхолично прошамкал: - «Проходите, мадам…»

Здесь мне пожалуй стоит приостановиться. Подробно отчитавшись перед вами, уважаемые, по столь важному для многих в России аспекту личных данных (как известно самой влияющей на людские судьбы в советском паспорте была графа пятая, после неё по важности шла прописка), я предлагаю вам сделать окончательные выводы самостоятельно. Мне же ещё надо объясниться – зачем я пишу.

Я попал в Америку из горбачёвского «перестроечного» Союза, из казавшихся грандиозными перемен и больших ожиданий. Вскоре после этого случился «августовский путч», и я хорошо помню как с нетерпеливо вышагивал по пустой комнате моего дешёвого «апартмента», беспрерывно смотря СNN и пытаясь понять чья берёт.

Будущее России казалось мне тогда великолепным. Любой интересующийся знает что огромной затратной статьёй в развитых странах является плата работающим, так что Россия, привыкшая к мизерным зарплатам и спартанским условиям жизни, с её образованным населением должна была быстро превратиться в Мекку для мирового бизнеса и рай для самих россиян. Казалось - немного времени, немного знаний свободного рынка - и всё у нас пойдёт как по маслу.

В личном плане для меня это было время моего собственного открытия Америки. Моё везение не ограничилось получением трёхлетней рабочей визы: я получил работу, включавшую постоянные командировки во все концы США, в большие центры и крошечные городишки.

Попадая на разные фирмы, работая бок о бок с разными людьми, я скоро понял, что нельзя было и мечтать о лучших условиях для узнавания этой страны. Не мудрено, что в моей голове вскоре закрутились идеи облагодетельствовать моих соотечественников книгой, а то и документальным фильмом об Америке. Я даже набросал сценарий - что снимать, и начал писать дикторский текст...

С тех пор прошло почти двадцать лет.

Благодаря нанявшей меня фирме я несколько подзадержался в Америке... Увы, никакой книги тогда я не написал и телефильм, даже любительский, не снял. Немного пописывая и снимая в своих поездках, я делал это не для тех давних задумок , а для своих немногочисленных приятелей. Оглядываясь назад и раздумывая – почему эти замыслы тихо ушли в песок, при всей самокритичности должен сказать, что отнюдь не только лень, быт и занятость работой были тому причиной.

Любому пишущему в около-публицистических жанрах хочется, чтобы его тексты вызвали у читающих хоть какой-то положительный отклик. Наблюдая за событиями в последовавшие за моим уездом месяцы и годы, я скоро понял, что всё что я смогу написать или снять об Америке (а это, как у любого русского, получилось бы только в контексте вольного или невольного сопоставления с Россией), отнюдь не будет положительно воспринято большинством российской публики.

Увы, наше большинство по-прежнему не настроено знать всю правду об окружающем мире и своём реальном месте в нём. «Кормится от американцев», «русофоб» - вот что часто достаётся тому, кто пытается говорить правду об Америке и России, «предатель», - если вдобавок он делает это из-за границы. Реставрация советской символики и ползучее возвращение советских порядков, убийства незапятнанных «бизнесом» достойных политиков и вспышки антиамериканской демагогии (вроде проиракской 2003-го года), злорадство по поводу американских неудач (включая особенно позорное – злорадство по поводу трагедии 11 сентября, приравнявшее многих из российской публики к полным животной ненависти арабским толпам), - такая политика плюс всё та же унылая распродажа сырья вместо реальной модернизации – тугой холодный душ на голову любого надеявшегося на быстрый прогресс России.

Представьте что вы болеете за свою спортивную команду. Вы болеете и переживаете, а она - или играет «на тройку», или проигрывает, и всё норовит винить всех и вся, только не себя. И поля для игры плохие, и соперники нечестные, и что-то там в спортивной форме мешает... Ну разве не надоест это в конце концов? Так случилось и со мной. Я чертыхнулся, махнул рукой и попытался выбросить мысли о России из головы, тем более что новая жизнь, что называется, скучать не давала.

На какое-то время это удалось, но вот после многих лет в США я поехал в Россию и... нет, уважаемые, не ждите здесь ни всплесков ностальгии (она действительно мучила меня, но только первые три года), ни переворота в мозгах – его не было поскольку современные «медиа» и вне России позволяют быть сносно о ней осведомлённым. Неожиданным оказалось то, что эти поездки вновь вернули меня к мысли написать о моих американских наблюдениях. Главная причина - я лично убедился, какое дикое количество неправды о Западе вообще и об Америке в частности говорится и пишется в России, и до какой степени это оглупляет и дезориентирует людей.

Видя эти потоки лжи и искажений, любой осведомлённый и непредвзятый человек просто обязан высказаться, обязан перед теми, кто хочет знать правду - тем более необходимую сейчас, когда Россия всё ещё ищет для себя новый образ и новые пути.

Это тем более важно, что найти достоверную информацию об Америке и Западе живущим в России, как это ни покажется странным, по-прежнему нелегко. Мои поиски в книжных магазинах и в русском интернете показали, что при всём кажущемся изобилии русскоязычная «американистика» по своей сути не очень изменилась с советских времён. По-прежнему могучи потоки злобно-невежественной писанины бывших советских «учёных» и их «патриотических» единомышленников. К ним добавились труды тех бывших диссидентов, про которых ещё Киссинджер сказал, что они – «правее царей». В этих мутных потоках образ США почти не изменился со времён советских учебников «Политэкономии» и «Научного Коммунизма» 50-х – 70-х годов. Америка всё также – средоточие всего плохого и ей всё так же предрекается скорая гибель от «империализма». Ново только перехваченное у Рейгана (как у неумных детей – «Ты дурак! – Нет, ты дурак!») клеймо: «Империя Зла».

Невольно ждёшь большей объективности в написанном молодыми «экспертами». Некоторые из них (иногда - со сносным английским) даже побывали в США и считаются на этих основаниях солидными авторитетами. Но и здесь вас ждёт разочарование. Давление квасного «патриотизма» и соблазн повальной критики (непонятно только, с каких высот – ведь «высоты» по-прежнему «зияющие») оставляют в этих опусах очень мало для ищущих правду. Даже переведённые книги (в том числе американские) в большинстве подобраны так, чтобы быть лишь источниками обличительных ссылок для наших зашоренных «американистов».

Не будем пока искать причины живучести этих настроений. Тут и вековая ксенофобия, и инерция советской ментальности, естественная в условиях, когда начальство – особенно на местах – почти не изменилось. Наконец, это - продукт банальной зависти (стыдное это чувство, разумеется, всегда прячется за благовидными предлогами разных претензий к Америке. В этом Россия не оригинальна – за долгие командировки в разные страны я убедился, что пресловутый антиамериканизм и антизападничество – сплошь зависть и невежество в разных обличиях).

Такие настроения, почти постоянно присутствующие в российских медиа и политике - это мешки, одетые на голову российской публики её нынешним, в основном всё тем же советским начальством, сменившим герб и портрет за спиной, но не изменившим сути. Одним из проявлений этой неизменности и есть всё та же неприязнь к Америке – начатая много десятилетий назад, когда советская верхушка безошибочно почувствовала, что именно эта страна будет главным препятствием их потугам на мировое господство.

Мне захотелось написать несколько очерков для тех, кому интересно - какова на самом деле Америка, если наблюдать её как без чёрных шор, так и без розовых очков. Так случилось, что двадцать лет мне довелось проработать инженером в Союзе, и вот уже два десятка лет как я – инженер в США. Такое «постоянство уровня» не позволяет похвастаться встречами со знаменитостями, однако удобно для наблюдений за реальной жизнью.

Очерки – не инструмент точных наук, и в моих заметках нет таблиц и графиков. Однако я убеждён, что честные рассказы могут дать для правильного понимания не меньше, чем цифры и выборки.

Я хорошо представляю себе опасности «очеркового подхода» и его удобства для недобросовестных писак, поэтому постараюсь избегать приёма, который Владимир Ильич Ленин со справедливым презрением назвал «игрой в примерчики». Это когда берутся отдельные факты – часто редкие и нехарактерные, и подсовываются в качестве типичного явления. Надо ли говорить, что такими «примерчиками» можно «доказать» любой бред.

(Читал как-то на интернете статью очередного российского «эксперта». Его визит совпал по времени с неприятными событиями вокруг города Вашингтона: два негра, немолодой мусульманин и прихвостень – малолетка, стреляли из снайперской винтовки по случайным людям, убив более десятка прежде чем их поймали. В хорошо написанной статье эксперт объясняет, что такие убийства неповинных людей и есть здешняя норма жизни, самая суть американской ментальности, и что другие народы просто обязаны очистить красивую на вид Америку от самих американцев с помощью нейтронных бомб. Клянусь – суть статьи изложил точно. Оставляю психопатологам комментировать такие писания, беда, однако, что этот «автор» по своему настрою для России не уникален.)

Если с детства ограничивать человека в общении - растить в тюрьме или на таёжной заимке – всегда будет высок шанс вырастить «вывихнутую» личность. Одно из последствий изоляции – отсутствие правильного представления о себе и окружающих, всегда чреватое конфликтностью. Я уверен, что если какой-нибудь честный историк составит перечень худших зол, творившихся правителями России во все её времена, то на втором месте после прямых убийств собственных граждан встанет тупое упорство в ограждении своего народа от широкого общения с другими. Ожесточённые эти усилия московских правителей идут почти непрерывной чередой сквозь всю нашу историю. Огромные расстояния и нехватка средств, плюс – давайте честно признаемся – молчаливое согласие наших людей веками помогали этим действам, и в итоге мы, россияне, в своей массе – этакие выращенные на таёжной заимке, и посему не слишком воспитанные и не вполне адекватные дети, - даже те из нас, кому повезло родится и жить на Арбате.

Мои очерки о далёких краях – попытка устранения этой изоляции, попытка выпрямления кривых зеркал, через которые мы всё ещё глядим на мир и на самих себя.

автор: Владимир Суравикин

Нажимаем и смотрим Художник Андрей Будаев

Владимир Суравикин