Первая в мире женщина-академик Лина Соломоновна Штерн появилась на свет ‎‎26 августа 1878 года. Правда, праздновала она дважды в год: 26 августа и 31 марта — ‎день приезда в Советский Союз. Вторая дата всегда отмечалась с большей ‎торжественностью, будучи результатом сознательного выбора.‎
До семи лет Лина воспитывалась у деда — раввина. При этом, близко знавший Штерн ‎известный ученый Яков Рапопорт утверждает, что «друзья, по ее словам, острили, что она ‎говорит на всех языках, даже на еврейском, но это была только шутка: еврейского языка ‎она не знала». Так на каком же языке дедушка-раввин разговаривал с внучкой? Изъяснялся ‎при помощи жестов? Да и похож идиш на немецкий язык, а Лина Соломоновна читала ‎наизусть «Фауста» в оригинале целыми кусками. Обратим внимание, что Рапопорт ‎оговаривается: «...по ее словам». Возможно, над ней довлело стремление выглядеть в ‎глазах собеседника в наилучшем виде. До Черновицкой конференции 1908 года идиш и ‎языком-то не считался. В письме Горькому Шолом-Алейхем, поднявший еврейскую ‎литературу на уровень мировой, сообщал, что пишет на жаргоне. Многие стыдились ‎знания идиша... ‎
По окончании медицинского факультета Женевского университета в 1903 году Штерн ‎вернулась в Россию, где сдала государственные экзамены для получения диплома врача ‎российского образца. ‎
В Москве, однако, не задержалась: получила приглашение в Женевский университет, ‎где сделала блистательную карьеру: с 1906 года — доцент кафедры физиологии, с 1917 года ‎‎— профессор физиологической химии — первая женщина-профессор в своей «альма-‎матер». ‎
В 1921 году Штерн совместно с Р.Готье предложила понятие «гемато-энцефалический ‎барьер». В 1943 году именно за эту работу она была удостоена Сталинской премии. В ‎период травли о Лине Соломоновне писали, что премиальные деньги она отправила в ‎Израиль. Несмотря на то, что в 1943-м государство Израиль еще не было создано, а деньги ‎академик передала на строительство санитарного самолета. ‎
Но в Советский Союз из Швейцарии еще надо было приехать. В 1924 году Штерн ‎получила официальное приглашение занять кафедру физиологии во 2-м Московском ‎государственном университете. Это приглашение ей прислал основатель советской школы ‎биохимии Алексей Николаевич Бах (в свое время Абрам Липманович Бах для облегчения ‎революционной агитации в народных массах принял православие). ‎
Ко времени приезда в СССР у Лины Штерн уже громкое имя в мировой науке. Она ‎была очень обеспеченным человеком, поскольку, кроме работы в университете, ‎консультировала фармацевтические фирмы. Ее заработок доходил до 20 тысяч франков в ‎год. ‎
Много лет спустя она объясняла свой поступок тем, что в Швейцарии и без нее все ‎было благополучно. А молодой Советский Союз был разоренной страной, с множеством ‎больных. Значит, в ней нуждались. ‎
В то время туберкулезный менингит считался абсолютно неизлечимой болезнью. ‎Стрептомицина, необходимого для лечения этого недуга, в СССР не было, как не было его ‎в свободной продаже и в США, где распределением препарата занимался Конгресс. ‎Живший в Америке родной брат Лины Соломоновны приобретал стрептомицин на свои ‎средства, видимо, нарушая при этом американские законы, поскольку вынужден был из-за ‎этого, разорившись, покинуть страну. Но до переезда в Вену, где жил в большой нужде, ‎брат Лины успел снабдить ее стрептомицином для научных целей. Какое-то время она ‎была в Советском Союзе монопольным владельцем препарата, которым, при условии ‎применения ее метода, снабжала лечебные учреждения для больных туберкулезным ‎менингитом. Когда к Лине Соломоновне с личной просьбой обратилась дочь Сталина ‎Светлана Аллилуева, которой необходим был стрептомицин для лечения ребенка ее ‎близких друзей, ей было отказано по причине того, что лекарство академик Штерн ‎получает не для лечения, а сугубо для научных целей. ‎
Но вернемся в 1925 год, когда западные друзья решительно отговаривали профессора ‎Штерн от возвращения в советскую Россию: «Вас там ограбят материально и научно и, в ‎конце концов, посадят в ЧК, сошлют в Сибирь». Вторая часть мрачного предсказания ‎сбылась, с той только разницей, что ЧК к тому времени называлось иначе, и сослана была ‎Лина Штерн не в Сибирь... ‎
Когда Лина Соломоновна прибыла в Москву, ее спросили, какую квартиру ей ‎предоставить. Ответ был прост: как у рядовых граждан. Ей выделили две комнатки в ‎коммуналке. Из этой квартиры ее увезли после ареста. В нее она вернулась после ссылки. ‎
До середины 30-х годов глубоко преданная науке женщина, принесшая ей в жертву ‎личную жизнь, почти ежегодно выезжала за границу, выступала на научных форумах и ‎поддерживала контакты с зарубежными учеными. Позже все это ей припомнили. ‎Семидесятилетней женщине-академику следователь, заявил, что им известно, зачем она, ‎старая проститутка, каждый год ездила за границу. Она там со всеми... ‎
В СССР Лина Соломоновна Штерн возглавляла кафедру физиологии МГУ и ‎руководила Институтом физиологии Академии наук. В 1938 году была избрана ‎действительным членом Академии науки и стала первой женщиной-академиком не только ‎в Советском Союзе, но и во всем мире. В изданной в предвоенные годы в Германии книге ‎‎«Выдающиеся женщины Европы», Штерн было отведено почетное место. ‎
Сближение СССР с гитлеровской Германией она восприняла чрезвычайно ‎болезненно. Когда один крупный партчиновник заверил ее, что сближение с Германией ‎просто «брак по расчету», известная остроумием Лина Соломоновна ответила: «Но и от ‎брака по расчету бывают дети, и детки будут и от этого брака». ‎
Тучи над головой академика Штерн начали сгущаться постепенно. Некий деятель ‎сообщил, что о ней неодобрительно отзываются Маленков и Щербаков — ближайшие ‎соратники Сталина. Началась дискредитация Л.С.Штерн как ученого. Активную роль в ‎этом позорном деле играл завкафедрой биохимии Ивановского мединститута Бернштейн, ‎опубликовавший в 1948 году сочинение «Против упрощенчества и упрощенцев». В этой ‎брошюре «лжеучение» академика Штерн подверглось настоящему разносу. Всем было ясно, ‎что причиной тому не столько мнимые «ошибки» ученого, сколько враждебное к ней ‎отношение со стороны высшего руководства страны. В чем же была причина? ‎
Вернемся к началу войны, когда Штерн стала членом президиума Еврейского ‎антифашистского комитета (ЕАК), а в 1943 году резко выступила против усиления ‎антисемитизма в СССР. Во время беседы с Маленковым она заявила, что кампания ‎гонений на евреев — «дело вражеской руки и, возможно, даже в аппарате ЦК завелись ‎люди, которые дают такие указания». ‎
‎20 ноября 1948 года ЕАК был распущен. За неделю до ареста Штерн как директор ‎Института физиологии получила из ЦК партии секретное письмо с предписанием ‎очистить институт от евреев. Возмущенная Лина Соломоновна позвонила Маленкову и ‎спросила, как ей поступить с собой — тоже увольнять? Маленков, обратившись к ней по ‎имени и отчеству, очень любезно ответил, что произошла какая-то ошибка, просил ‎спокойно продолжать работу, пообещал доложить обо всем Иосифу Виссарионовичу, ‎заверив, что все уладится. Никто из сотрудников Штерн уволен не был. ‎
О том, что произошло в ночь ареста, известно от домработницы Л.С.Штерн — ‎Екатерины. В квартиру в Староконюшенном переулке около часа ночи явились двое ‎мужчин и одна женщина. Они сообщили хозяйке, что ее приглашает к себе Л.Берия. ‎Наивная женщина-академик полагала, что это «деловое» приглашение можно отложить до ‎утра. Но визитеры твердо заявили, что Лаврентий Павлович ждет, и Лина Соломоновна ‎стала одеваться, в то время как незваная гостья для чего-то тщательно освидетельствовала ‎одежду хозяйки. Внимание ее было чрезмерным, даже когда Лина Соломоновна зашла ‎перед уходом в туалет, та вошла туда вместе с ней. Что с ней происходило после той ‎злополучной ночи, Лина Соломоновна рассказывала бессвязно и непоследовательно. Но и ‎эти воспоминания в дальнейшем были стерты быстро прогрессирующим атеросклерозом и ‎не оставили никакого следа в ее памяти. ‎
Известно, что подследственная Штерн содержалась во внутренней тюрьме МГБ СССР ‎на Лубянке. Для устрашения ее привозили в Лефортово, где она провела 20 суток. Видимо, ‎ей довелось побывать и в карцере, поскольку, по ее словам, бывали дни, когда она могла ‎только стоять. ‎
Следователь добивался от пожилой женщины показаний против других членов ЕАК. ‎Удивлялся ее молчанию. Они же давали показания против нее! А она их покрывает. ‎
‎3 апреля 1952 года министр госбезопасности С.Игнатьев направил Сталину ‎обвинительное заключение по следственному делу ? 2354. В нем Л.С.Штерн вместе с ‎другими фигурантами ЕАК именуется главарем националистического подполья. ‎
В сопроводительной записке по делу ЕАК министр Игнатьев предлагал всех еврейских ‎националистов, американских шпионов «осудить .., за исключением Штерн, к расстрелу». ‎
Процесс проходил с 8 мая по 18 июля 1952 года. Лина Соломоновна рассказывала, что ‎особенно тяжелое впечатление на нее произвел внешний вид Соломона Лозовского и ‎Бориса Шимелиовича. Возле последнего постоянно находилась медсестра с шприцем в ‎руках. Лозовский держался мужественно, отказывался от показаний, данных на следствии. ‎Сказал председателю суда: «Вы ведь знаете, каким образом были добыты эти показания». ‎Запомнились Лине Штерн слова Лозовского о том, что он не может смотреть в глаза ‎академику Штерн после того, что он говорил о ней на следствии и просил у нее прощения ‎за это. Менее достойно вел себя поэт Ицик Фефер. Лозовский, говоря о нем, называл его ‎‎«свидетель обвинения Фефер». Впрочем, на суде, уже чувствуя смертельную опасность, ‎Фефер произнес: «Меня радовало, что евреи, изгнанные из Палестины предками ‎Муссолини, снова создали там еврейское государство». ‎
‎12 августа 1952 года приговор был приведен в исполнение. 13 тел расстрелянных ‎членов ЕАК сожгли в крематории Донского монастыря в Москве, а прах свалили в общую ‎яму. ‎
Лине Штерн предстояла высылка в Среднюю Азию — она остановилась на Джамбуле. ‎
Я, выросший в Джамбуле, знал, что здесь находились в ссылке писатели Галина ‎Серебрякова и Андрей Алдан-Семенов. Я был школьником, когда город потрясло известие ‎о зверском убийстве родственницы Фанни Каплан. Позже узнал, что в Джамбуле ‎проживали вдова и дочь Нестора Махно. Причем дочь атамана окончила вуз, в котором я ‎работал — гидромелиоративно-строительный. Об академике Штерн никто не вспоминал. ‎Не могу я «вычислить» и тот маленький домик с удобствами во дворе, где она жила, ‎занимаясь нехитрым хозяйством и, главное, научной работой. ‎
В Москве Штерн вернули две ее комнаты в коммунальной квартире. Возвращали ей и ‎академическую дачу, уже занятую известным композитором. Но Лина Штерн предложила ‎композитору остаться, уверяя, что ей вполне достаточно одной комнаты внизу. Звания ‎академика ее лишить не могли, как впоследствии и Андрея Дмитриевича Сахарова: оно ‎присуждается навечно. По одним сведениям, академический оклад ей пересылали по ‎месту отбывания ссылки, и Лина Соломоновна никому не отказывала в помощи. По ‎другим — за время пребывания в ссылке накопилась огромная причитающаяся ей сумма из ‎расчета 500 рублей в месяц. Постановлением Президиума АН Лине Штерн разрешено ‎было организовать лабораторию для продолжения научных исследований. К ней ‎вернулись ее старые сотрудники. В 1960 году Л.С.Штерн была избрана Почетным ‎доктором Женевского университета. ‎
Весной 1968 года, не дожив нескольких месяцев до 90-летия, академик Лина ‎Соломоновна Штерн ушла из жизни. ‎
Имя «Лина» восходит к древнегреческому слову «линос», что переводится как ‎‎«печальная песнь». ‎
Печальная... Но песнь! ‎